jonah raven

с самого моего рождения все называют меня иона рэйвен. судя по скоплению звезд, я родился под созвездием рыб, а именно 28 февраля 1991 года. всю свою жизнь я прожил в эдинбурге. на городском совете было решено, что вследствие моего опыта и возраста я могу пытаться написать книгу, хотя мое призвание быть безработным. в моих сокровенных мечтах я представляю красивую историю любви, но наяву делю свое сердце с аланом. мне неустанно говорят, что я похож на дейна дехаана.

the bard's tale biedl
я и есть автор своих сказок, вы можете называть меня ваше реальное имя. а найти меня всегда можно с помощью скайпа - gooddeadpool.
Если бы в этой семье родился третий ребенок, его бы наверное, назвали Иисусом. К тому времени отец был уже достаточно поехавшим, чтобы считать собственного отпрыска сыном Божьим. Но маленький Спаситель спас, в первую очередь, себя тем, что сдох на стадии развития. Мать была рада выкидышу, как второму пришествию. Первым двум детям повезло меньше. Папаша у Ионы был набожным еще до того, как двинулся окончательно, поэтому отпрысков называл рандомным открыванием Библии. Впрочем, это было далеко не самое страшное, что он им подарил.
Всего один год – вот самая идеальная разница в возрасте детей для того, чтобы они жили душа в душу и всегда находили общий язык. Сестренку Иона любил с малолетства: в их отношениях никогда не было ревности за внимание родителей, потому что часто приходилось объединяться против общего врага. Уже в более взрослом возрасте Иона, натерпевшись от ряда неблагополучных влюбленностей, все равно звание самого эпичного проеба в личной жизни отдавал собственной матери. Хорошим девочкам часто нравятся плохие парни, но их маменька облажалась по-крупному, выйдя замуж за кретина, которого Иона одно время вообще не хотел называть своим отцом. Странно вел он себя, конечно, всегда, но в детстве детям это не было заметно так сильно, тогда проблемы не были видны за километр. Иона рос славным и почти добрым мальчиком, хвостом вечно таскающимся за своей старшей сестрой, с которой они были похожи как две капли воды. Разница начала проявляться чаще уже в школьные годы, и, в первую очередь, в характерах, а не во внешности. Со сверстниками мальчишка совсем не ладил, учился из рук вон плохо, отсюда злобился и зацикливался с каждым годом все сильнее и сильнее на самом себе. Пропорционально этому дома сходил с ума отец: разбил в подвале алтарь, разговаривал с иконами, но куда чаще просто с самим собою. Все это кажется дурдомом со стороны, но в четырех стенах можно привыкнуть к чему угодно, закрыть глаза практически на все. Мужская линия в семье Рэйвен медленно, но верно загибалась и загнулась раньше, если бы не ее прекрасная половина. Старшая сестра, Ноема, была и оставалась единственным существом на планете Земля, что было способно достучаться до нестабильного подросткового сознания  заносчивого брата. Она будто повзрослела гораздо раньше, чем он, не растеряв при этом света своей доброй, несмотря на хреново сложившиеся обстоятельства в семье, души. Иона становился совсем другим: сидел у любимой сестры на шее, агрил на себя всю школьную шпану, раз в неделю стабильно пытался поговорить с отцом, неизменно доводя его до полного бешенства. Один раз Иону он все-таки чуть не грохнул – благо, что Ноема в первый и последний раз в своей жизни вызвала домой копов. Отец, кстати, решил оказать им яростное сопротивление. Где-то отсюда для Ионы, которому тогда было почти пятнадцать, начинаются самые веселые деньки.
Навещать папашу в тюрьме для душевнобольных юноша, откровенно говоря, не горел желанием. Ноеме было семнадцать, когда ей пришлось вместе с учебой совмещать подработку официанткой в баре около дома, потому что одной матери двух подростков содержать было не так-то просто. Хотя лично Иона от этого не страдал: мама, безусловно, не заставляла младшего ребенка идти работать, а голос полумертвой совести у парня был совсем тих. К тому же в то время ни о чем, кроме бойфренды своей сестры, у Ионы думать вообще не получалось. С Ноемой их отношения ни капли не изменились: юноша по-прежнему шатался с ней по ее друзьям и их общим знакомым, частенько захаживал к ней на работу, любезно подсовывал умной девочке свои задания для школы, ибо самому учиться было безбожно лень. Мать вечно тыкала в сердцах, что если он не возьмется за ум, то непременно закончит как отец, но подобное звучало для него смешно. Иона всегда хорошо знал, что и зачем он делает; в его, казалось бы, спонтанных решениях был скрыт очередной ход в одному ему только известной игре, где он продолжал бить все новые и новые рекорды по статье полнейшего скотства. Дурить Ноему он научился еще в яслях, ее розовые очки, через которые она смотрела на брата, были достойны книги рекордов Гиннеса. Особенно это пригодилось для того, чтобы изжить со свету всех, кто отнимал у Ионы ее драгоценное внимание. Он готов был поклясться, что сделал все, для того чтобы Алан чувствовал себя третьим лишним в их компании, но очки на его носу, в отличие от Ноемы, были с каким-то магическим числом диоптрий, не позволяющих Ионе вертеть им, как вздумается. Алан был умнее и чуть более адекватно смотрел на мир, поэтому черт его знает, что он такого увидел в Ионе тогда. Там, куда он сам боялся заглядывать.
Это был самое прекрасное время, что доводилось Ионе прожить: безделье и свобода, приправленные бесконечным поток шуток про евреев и легкой интрижкой личного характера, что каждый день играла на свету новыми оттенками. Теперь они обманывали Ноему вдвоем, и им обоим не было стыдно. Иона собою временами даже гордился: флиртовать с парнем своей же сестры – это ли не мастерство? Иногда ему казалось, что Ноема Алана действительно любит, оттого, наверное, и видит только то, что желает видеть. Ради праздного любопытства Иона едва не разбил сердце единственному человеку, которому был дорог, когда зашел, идя у заигравшегося Алана на поводу, слишком далеко, но тот не позволил, резко дав по тормозам. Ноема так ничего и не узнала, Ал оставался с ней до последнего, не забывая указывать время от времени Ионе его истинное положение, что должно было оставаться потолком их отношений. Ничего большего. Вот только школа имеет свойство заканчиваться. Алан свалил, едва появилась такая возможность, и на вокзале Иона с Ноемой провожали его, крепко держась вместе за руки.
Он впервые навестил отца, когда ему было уже за двадцать, и, кажется, это тоже было от скуки. И если раньше в подобные места в основном захаживали врачи, то сейчас куда чаще туда совались журналисты. Одному из таких охотников до чего-то криминально-веселого Иона и приглянулся. Насочинять эпичности не составило большего труда. Иона потом даже контракт подписал на совместное творчество по мотивам своего "тяжелого" детства в одном доме с "психопатом", хотя его отец был всего лишь скромным шизофреником. Иону это уже волновало мало, зарабатывать деньги безумно хотелось, ибо, закончив колледж по какой-то технической специальности, связывать с этим свою блистательную жизнь, мягко говоря, не хотелось. Ноеме все-таки удалось отдалиться, и виной тому был очередной бойфренд, общаться с которым Ионе не хотелось. Наверное, именно поэтому у них с Ноемой все и сложилось, теперь она ждала ребенка и готовилась расстаться с фамилией, благодаря которой ее брат мечтал прославиться. Она переехала к своему славному жениху в пригород Эдинбурга и видела Иону теперь раз в месяц, хотя и встречала его все с прежним восторгом в глазах. Жизнь того била ключом ровно до тех пор, пока еврейская задница Алана не вернулась домой, полная энтузиазма и желания найти старых друзей. Иона отнесся к этому со скептицизмом, но грабли под ногами так и манили.