– так, блять, стоп.
робб почти успевает сделать опрокидывающее в себя стопку движение, отработанное на уровне автоматизма, но тонкие женские руки просовываются между ним и стеклянной тарой, осуществляя план перехвата. вилла цепляет его пальцы, едва на робба не падает, а он даже не успевает среагировать, пусто наблюдая за тем, как его оставляют ни с чем. она смелая, этой девчонке никогда не занимало храбрости, граничащей с безрассудством. почти вытаскивать изо рта у короля севера инструмент по отъезжанию – для этого нужно иметь запредельную наглость, решительность и титул хорошего друга. мандерли видит: первостепенный инстинкт робба – вдарить по щам – не сработал лишь потому, что она девчонка.

симпатичная, милая, понимающая его девчонка. старк злится, сверлит ее самонадеянность тяжелым взглядом, пока она делано возмущается: «ну что? завтра меня казнишь. или спасибо скажешь. а пока хватит.»
злится, но расслабленный мозг быстро отпускает вожжи. вилла продолжает ему что-то объяснять, но в полумраке робб лишь любуется ее лицом с поеденной помадой на губах, с синяками под горящими глазами. почему ему нельзя жениться на ней? брак с лучшим другом - это ведь что-то в районе мечты. наверное, хорошо после тяжелого долгого дня лезть в объятья любимой женщины, кутаться в запах тепла и уюта, но, приходя домой, отбивать пятеры брату по разуму, греметь бутылками и смеяться до слез - это тоже здорово. его дурацкая дружба с отбитой младшей из мандерли была скорее про второе, чем про первое. и если уж пришлось бы выбирать, то –

но выбирать тебе не приходится.
почему он вообще не может остаться один.
робб не привык думать о себе в подобном роде, и о нем никто никогда такого не говорил, но под допингом чувствительность на максимум, а мысли яснее, без всей этой деланности и защитных механизмом, которые оберегают кого угодно, кроме него самого. та огромная пропасть между тем, кем он должен быть, и тем, кто он есть, зияет кромешной тьмой, доводит до дрожи.
только теперь робб понимает до остроты четко, как сильно он
загоняется? переживает? парится?
все не то.
но волчьи лапы не лгут: путь, по которому он идет, не может быть верным.
он всегда знал, что должен делать, и до того дня это – глобальное, масштабное, важное – совпадало с тем, что он сам хотел. пазлы соединялись в картину, придуманную кем-то другим, но робб рылся в осколках голыми руками, не боясь порезаться, и доставал оттуда то, что подходило его оборванным углам. куски клеились не только на мед, но и на кровь, но они, черт возьми, склеивались воедино.

вся его идеальная картина вибрирует и готова взорваться, когда кому-то поодаль хватает ума напомнить роббу, что он совсем скоро уже женатый человек. вилла все еще рядом, приобнимая, дышит шлейфом слабого алкоголя ему в лицо, и кто-то из общих знакомых находит это достаточно романтичным, чтобы присвистнуть: «на чужом женихе висишь, мандерли!»

несмотря на дикое желание их обоих, драки не случается. младший амбер вытаскивает робба на улицу, почти не напрягаясь. толкает нетерпеливо от накатившей заебанности, но без злобы своего друга с крыльца здания, и старк от потери координации едва не падает, чудом тормозя об бок своей же машины.
– ты за руль что ли хочешь в таком виде? – басит трезвое чудовище сзади, вызывая у робба заново и рвотный рефлекс, и приступ ярости.
– а ты, блять, еще расскажи, что мне делать, – рычит, отдирая лицо от холодной черной стали корпуса авто.

в подобных ситуациях в ближайшем окружении робба принято пускать все на самотек. проще отвечать за собственные ошибки, чем за чужие, не надо делать хуйню за меня – я сам ее наделаю. последнее слово всегда остается за ним. амбер провожает ускоряющуюся машину обреченным взглядом, но на самом деле не сомневается, что все будет в порядке. старков стерегут какие-то особые силы.
и последнее время они оберегают почему-то только робба.

окружающий пейзаж не размывается, цифры перед глазами четкие и понятные, он в полном порядке, осознавая, что делает, зачем и когда. хуже там, в голове, потому что долбит череп одной и той же мыслью, одним и тем же именем, словно оно какое-то ведьминское заклятье.
его маленькая трагедия, поставленная на фоне стеклянных «близнецов». никто не должен знать, что молодому волку не плевать на это все. что где-то там, позволяя себе слабость только в полупьяном разбитом сознании, она и весь этот поворот дерьмового сюжета его почти что волнует.
почти задевает и безжалостно сносит хрупкие иллюзии, как фамильный хрусталь.
дома, в винтерфелле, такого не было: что не снесли дети старков, грейджой и сноу, то добили волки, собаки, отец, его друзья и сотни других неспокойных гостей.
но оно было у робба в заметках на то, что он достроит себе в картину когда-нибудь. в планах на будущее, в твердой рукой нарисованных выдумках о том, каким он лордом, королем, отцом и мужем будет рано или поздно.
кажется теперь, что никогда.

он находит себя под дверью в их квартиру. у фреев тоже что-то вроде стаи или змеиного клубка. консьерж в холле здания уже успела привыкнуть к лицу робба, не говорит ничего ни про поздний час, ни про то, каким он выглядит. в целом, ничего необычного, но люди, задача которых наблюдать, должны без труда ухватиться за то, что ни черта не знающий о роббе старке человек пропустит мимо глаз. растрепанные волосы, нервные жесты, потерянный взгляд совсем не сочетающийся с той уверенностью, с которой он шел туда, где его сегодня не ждал никогда. багажом - глупое оправдание про то, что пьяным дальше десяти километров ехать опасно. в дверях арвая, не заспанная, элегантная даже в домашнем.
- о, - слегка удивленное лицо моментально сменяется сдержанной вежливостью и каплей любопытства в приподнятых уголках губ, - ну проходи.

робб бывал здесь уже несколько раз, знает, где разуться и скинуть куртку, но не знает главное - зачем ему здесь находиться.
но ты же должен.
надо, нужно, необходимо, по-другому никак, милый.
пора привыкать, смиряться, ей жить рядом с тобой всю жизнь.

робб всегда был с рослин вежлив, скрывал собственное нежелание за благородством и тактичностью, ни к чему не обязывал, ему одному этих обязательств с головой хватает. со слабой надеждой на то, что со временем, если он приложит достаточно усилий, то все будет в порядке. относительном, лживом, насильно выращенном порядке, и аппараты искусственного обеспечения жизни будут черпать энергию из его жил.
он даже никогда ее не трогал больше, чем положено просто знакомым. взять под руку, случайно коснуться руки. робб, как и должен, прикладывает усилия, чтобы что-то исправить, а себя - к дверному косяку.
- прости.
за что?
рослин перед ним все такая же красивая, он смотрит на нее с мечтательной тоской.
- я могу остаться? - робб импульсивный, спонтанный, ему не нужно объяснять, почему он делает те или иные вещи без предупреждения, - рядом был, ехать сам я дальше не могу, домой не хочется, а вот к тебе - очень даже.

легкий градус в крови доставал из него легкость и упрощал все мысли. акт первый, сделай хоть раз гребанный вид, что она тебе нравится.