• Особые приметы
Она похожа на брата и, чтобы отличаться, с детства отращивает свои иссиня-черные волосы как можно длиннее, искренне считая это красивым. Джинри высокая, нескладная, худая и угловатая - у нее мальчишеская фигура, пышными формами ей хвастаться не приходится. Женственной ее делает лишь общее ощущение истинной хрупкости ее тела, эфемерности ее бытия. Таких, как Солли, носят на руках, чтобы они, существа из хрусталя, не разбились. У нее мелодичный ласковый голос, срывающийся иногда на звонкий смех, и горящие светом глаза-улыбки, смотрящие на этот мир с незаслуженной добротой. Она одевается, как умеет: странновато, просто и нелепо. Любит всякие безделушки и талисманы, в каждой мелочи пытаясь найти что-то красивое. Среди людей, ныне населяющих Сеул, Солли бы выглядела персонажем из средневековой сказки или, по крайней мере, отъявленным хиппи. С детства Джинри безумно тянет к природе, она обожает цветы, не упуская возможности посадить парочку у каждого их с Чунхоном нового дома. Она не считает себя чудовищем, но избегает контактов с другими каинитами так же, как и с остальными смертными. Солли страшится кровопролития, поэтому о законах Инконню и сородичей не забывает ни на минуту.

•Характер
Дети солнца не боятся тьмы: они знают, что без света не может быть тени. Труднее всего после обращения Джинри переживала свою непреодолимую тягу к теплу, к желанию слепнуть, смотря на небесное светило, чувствуя его ласковые прикосновения на коже. Поначалу она доводила себя до полуобморочного состояния от каждой лишней проведенной на солнце секунды. Солли не могла поверить, что она теперь дитя тьмы: в ее душе по-прежнему был лишь свет.
Джинри не ненавидит чужих людей — она их попросту боится. Ее вгоняют в панику большие скопления людей, толпы, попытки других заговорить с ней тет-а-тет, какое-либо внимание к собственной персоне. Ей нравится быть одной, а лучше всего с братом, и когда они вместе, то целый мир для Солли перестает существовать. Порою человечество кажется ей декорацией в не рассказанной Сиром сказке, где главные роли принцессы и ее рыцаря принадлежат им с братом. Для того, что чувствовать себя счастливой, ей не нужно ничего, кроме ладони Чунхона, крепкой сжимающей ее пальцы.
У близнецов всегда были отношения на равных, и никто не был главным или ведомым: где-то Джинри беспрекословно слушалась Зело, где-то полностью брала правление ситуацией в свои руки. Она терялась на людях, чувствуя себя всеобщей мишенью, но когда они оставались вдвоем, то могла быть более чем инициативной и смелой, творя глупости и пытаясь развеселить понурого Чунхона. Больше всего на свете она боится потерять его.
Джинри наивна, словно ей не вечные семнадцать, а по-прежнему одиннадцать лет. Ее не интересуют привычки молодежи, жажда приключений, а также мир, полный неприятностей, роскоши и веселья. Она живет в своем собственном — сказочном, волшебном, словно воздушный замок, главная башня которого упирается в само солнце. Должно быть, пора бы было уже более твердо стоять на земле, но Джинри — вечный ребенок во всех смыслах этого слова. В мире вампиров они с братом еще даже не малыши — безмозглые новорожденные, но, тем не менее, строго соблюдающие правила, рассказанные им Сиром. Солли всегда была послушна и покорна, она совершенно ни с кем не пререкается и боится вступать в конфликты. Ей чужды все черные эмоции, кому бы они ни принадлежали, и сердце у Джинри бьется как бешеное, когда она видит, как кто-либо рядом страдает. Она любит заставлять людей улыбаться, и улыбка у нее самой неизменно искренняя и светлая — такая же, как сама Сол.
Наверняка, по мнению других, Джинри считалась бы сумасшедшей, хотя бы из-за ее дикости и скромности — таких девушек сейчас не найти, но истинные проблемы она не показывает никому, кроме брата, который их источником и является. Солли любит его больше всего на свете, но именно ему суждено было стать причиной ее страданий, когда свет внутри обращается во тьму. Эти приступы в ее голове непредсказуемы, как и сама Джинри: никто не знает, что девчонке взбредет в голову в ту или иную минуту. Вряд ли ее можно назвать кладезем знаний, но Солли на редкость догадлива и внимательна, она умеет не только слушать, но и слышать; видеть, а не только смотреть.
В Джинри нет ни гордыни, ни тщеславия — она, как и половина Малкавиан, сама не знает, чего желает. Зато она верит, что солнце однажды ее обязательно примет, а безумная кровь перестанет мучить, не позволив пророчеству Сира сбыться.

• Биография
Джинри и Чунхон выросли в лихие девяностые Южной Кореи, когда страна бурно, быстро и крайне плодотворно развивалась по направлению к ее современному облику. Они встречали миллениум, невольно подпевая хитам первых корейских айдол-групп, а свой первый юбилей отмечали, играя в «Марио», причем главный водопроводчик всегда доставался Чунхону, девочке же приходилось довольствоваться Луиджи. Близнецы своего отца никогда не знали, поскольку мать особой сообразительностью никогда не отличалась. Пара сомнительных свиданий и через девять месяцев у женщины на руках уже два ребенка, однако, не смотря на всю плачевность своего состояния, она старалась обеспечивать их по максимуму, насколько это было возможно. Чунхон был на пять минут старше своей сестры, но материнской любви им обоим всегда доставалось поровну. Похожие как две капли воды и будто бы не было даже разницы в полах. Все детство они провели в на редкость тихом и скромном городишке, но даже там их сумасбродная мать смогла найти приключений на свою задницу. Церковь Истинной Веры, кажется, она называлась именно так. Впрочем, близнецы не имели никакого отношения к тому, что чудила их родительница, а каждое воскресенье тусоваться в каком-то сомнительном лесу было детям даже весело. Не чтобы мать Джинри была сумасшедшей, просто на протяжении всей жизни каждому человеку нужна опора и поддержка, которой у нее самой никогда не было. Зато секта выполняла эту нехитрую роль более чем хорошо, и женщина через некоторое время действительно стала выглядеть на грамм счастливее. Джинри, как и брат, была еще слишком мала, что понимать, что происходит, когда на очередном собрании «маминых друзей» все стало немного серьезнее, чем обычно. Каждый член Церкви всегда приводил с собою всю свою семью, поэтому поиграть с ровесниками у близнецов неизменно находилась возможность. Во время очередной такой игры в прятки Джинри и Чунхон по традиции вместе заныкались так далеко в близлежащих кустах, что не услышали, как взрослые в срочном порядке позвали детей на место недавно разбитого лагеря, что должен был по их сценарию стать алтарем. В импровизированной засаде близнецы просидели без малого полчаса и вылезли, только когда уже окончательно поняли, что их не найдут. Или уже не ищут. На месте сбора сектантов, в числе которых была их мать, Джинри с братом не обнаружили ни одной живой души, только лишь два десятка выложенных в ряд трупов. Про массовое самоубийство членов Церкви Истинной Веры потом рассказывали по всем национальным телеканалам. Джинри же, когда впервые увидела лежащие на земле тела, лишь только спросила у брата, почему вдруг все легли спать. Мертвецы выглядели словно спящие: снотворное — не самый страшный способ покончить с собой. Но чем дольше близнецы будили взрослых, тем четче начинали понимать, что им теперь никогда не проснуться. Джинри и Чунхон, одиннадцатилетние дети, остались одни наедине со стройным рядом свежих трупов в тихом лесу, что находился за много километров от их родного города. Солнце тем временем неспешно садилось за горизонт. Рыдать от страха они тоже начали одновременно.
К рассвету брат и сестра едва ли не валились с ног от усталости: блуждая всю ночь в неизвестном направлении и дрожа, как осиновые листы, от сводящей с ума паники, они только к утру вышли на узенькую проселочную дорогу, на которой их чуть после заметил одиноко бродящий старик. Увидев двух зареванных детей посреди такой глуши, он, должно быть, и сам перепугался, но быстро взял дело в свои руки, наспех успокоил детей и проводил их до деревеньки, что стояла в паре километров от места их судьбоносной встречи. Джинри рассказала мужчине о том, что случилось в лесу, и тот передал новость соседям, что, спустя недолгие поиски, нашли место происшествия и вызвали копов. Дедушка пытался объяснить детям, что вскоре им придется жить с кем-то из маминых родственников, но, как в слезах потом рассказала Джинри, ни родителей, ни братьев и сестер у матери не было, а значит близнецов ждал интернат или чего хуже, поэтому они сразу наотрез отказались покидать дом старика, в котором и прожили следующие шесть лет.
Джинри и Чунхон не были для пожилого мужчины источником проблем — послушные и тихие, они сразу стали помогать ему по хозяйству, а с годами и вовсе взяли его целиком на себя. Большую часть времени они проводили втроем: деревня была маленькой, да и половина домов в ней пустовали. Единственным развлечением были походы в соседний город на рынок и в магазины за самым необходимым, но Джинри эти вылазки не любила, такое количество чужих людей ее по-настоящему пугало. В доме у старика ей было в сотню раз комфортнее в окружении собственноручно выращенных цветов и в компании дедушки и брата. Они и не знали, что полиция еще тогда, в 2007 году, объявила их пропавшими без вести, а поскольку никаких документов у детей на руках не было, то фактически Чхве Джинри и Чхве Чунхон были стерты с лица земли. Они росли в некой изоляции от общества, и двадцать четыре часа в сутки Джинри находилась наедине с братом под заботливым присмотром старика. Он до самого последнего дня рассказывал им странные сказки про доблестных рыцарей, влюбленных принцесс, летающих драконов и живых мертвецов, а близнецы, когда были еще маленькими, с радостью играли в персонажей его мудреных историй. Джинри больше всего любила быть солнечной принцессой, которую дедушка сперва ласково называл Солли, как потом и с гордостью величал девочку. Казалось, они были готовы прожить так всю жизнь, но старик не переставал напоминать, что рано или поздно люди всегда остаются одни. Он учил их беречь себя и заботиться друг о друге, обходить преграды и избегать конфликтов, быть честными перед самими собой и, что бы ни случилось, думать дважды. Джинри, лишь спустя год узнала, что все нравоучения старика были, в первую очередь, руководством по выживанию в Инконню, куда близнецам лежал путь. Он обратил их до того, как раскрыл свою тайну, осторожно, безболезненно, во сне, а после признался, что этот поступок стоил ему жизни. За численностью Малкавиан Совет Двенадцати, как и за любой другой, следил строго, поэтому у создания сразу двоих Детей для Сира могла быть только одна цена — один из близнецов должен был занять его место в этом мире, а сам старый вампир — проститься с вечной жизнью. Верхушка Инконню неодобрительно приняла его согласие на их сомнительный бартер, но на свой страх и риск решили прислушаться к безумному пророчеству древнего малкавианина о том, что одному из близнецов суждено стать великим вампиром, которому будет едва ли не подвластно изменить ход самой истории, тогда как другому — стать живым воплощением ужасающего малкавианского безумства.
Но сам старик, лишь найдя того, кому предначертано было хранить передающиеся в клане от поколения в поколение знания, решился покинуть авансцену. Все прошедшие годы он не мог выбрать, кому же именно подарить новую жизнь — Джинри или Чунхону, и эти бесконечные шесть лет вымаливал у Совета Двенадцати разрешение на то, чтобы разом обратить их обоих. В долгожданной роли Сира для близнецов старик прожил лишь сорок дней, но казалось, что ничего в быте близнецов не изменилось. До первой жажды крови. Ни одной секунды, что дети провели в обществе древнего вампира, не прошло, как оказалось, даром: все это время он так или иначе готовил их к новому существованию, заранее учил справляться с собою. Оставшись вскоре одни, близнецы были более чем готовы морально к самостоятельной жизни, но мгновенно все пошло не так. Солли и Зело перебрались в большой город, кочуя там от одного заброшенного дома к другому. С голодом они справлялись свято соблюдая заветы своего Сира.
Социальная изоляция и отсутствие возможной диагностики - благодаря этому нельзя точно сказать, были ли у близнецов какие-либо проблемы с психикой изначально. Пережитый шок в детстве, отшельническая жизнь со стариком или обращение в высшее существо — неизвестно, что из этого сильнее повлияло на сознание Джинри, но проблемы начались лишь тогда, когда они с Чунхоном остались вдвоем. Это приходило постепенно и почти ненавязчиво, но однажды достигло своего апогея, когда и бежать, и терпеть было уже нельзя. Она слышала его голос, то и дело она слышала его тихий вкрадчивый голос в своей разрывающейся от боли голове. Сама Солли верит, что читает мысли брата, но до чего же мерзкими и злыми они бывают. Она ругалась с ним, не выходя за пределы собственного разума, а Чунхон не понимал, с чего иногда вдруг сестра взрывалась ненавистью к любимому брату. Сол после даже научилась мириться с этой иллюзией, она была не более чем жертвой собственной силы и на самом деле Чунхону ни капли боли причинять не желала. Она мучилась — Зело это знал. Им вдвоем было до дрожи страшно за свое неясное будущее, а их любимым занятием стали попытки разобрать смысл старых сказок Сира, ни одна из которых не была выдумкой или нелепицей. Каждая из них была истинным знанием, доступным лишь клану Малкавиан.
У Джинри по-прежнему никого нет, кроме Чунхона. Все, кого она любила, покидали ее добровольно, будто спасаясь бегством, и вновь за исключением брата.
Старик говорил, что каждый в этом мире сам по себе, а Солли в восторгом спорила: «Но мы с ним — одно целое». Сир тогда смеялся, говоря, что не так уж близнецы друг на друга и похожи.
«Вы лишь две стороны одной монеты. Словно величие и безумие.»
Он вертел в пальцах старую медную монетку, не решаясь подбросить ее в воздух.
«И Боги, затаив дыхание, все еще ждут, какой стороной она упадет.»