О том, что такое здоровый крепкий сон, Ирука благополучно забыл с самого первого дня войны. Сохранять спокойствие в столь катастрофической ситуации казалось просто невозможным, и он поначалу искренне удивлялся собственной способности продолжать функционировать в прежнем режиме, несмотря на гул встревоженных мыслей в голове, не умолкавший по первости ни на минуту. Однако с получением той крупицы информации, коей располагала общественность, и мгновенно розданных приказов, что не заставили себя ждать, здравый смысл, оперируя фактами, напомнил Ируке о своем существовании и заметно привел его нервы в более-менее сносный порядок. Хладнокровием чуунин в принципе никогда не отличался, но чувство долга в нем неизменно брало верх, возвращая самообладание.
Распределение по отрядам и дивизиям закономерно обошло Ируку стороной: война — это не только сражения на поле боя. Беготни с докладами, приказами, отчетами и прочей ерундой было предостаточно, но все это позволяло начальству обладать полной картиной происходящего и наиболее достоверной и свежей информацией, чтобы принимать правильные и своевременные решения. Лишний раз загрузить себе голову бесполезными переживаниями у Ируки абсолютно не было времени.
Еще вчера он смотрел Наруто вслед, едва сдерживая слезы, а сегодня Годайме-сама, будто бы забыв о по факту проваленном задании, снова раздавала распоряжения, сотрясая стены штаба своим громогласным голосом. Из самого охраняемого места на планете Ируке требовалось отправиться в самую гущу событий — непосредственно на поля сражений.
— В Третью дивизию, — приказ прозвучал без лишних объяснений, — Генералу лично в руки.
Получив ценный документ, Умино спешно откланялся, постеснявшись донимать начальство вопросами, и, только лишь когда за его спиной закрылась дверь, он позволил себе ненароком улыбнуться. У генерала Третьей дивизии и без того хватало чинов и званий, но последнее так и норовило переплюнуть по важности все предыдущие. Содержимое порученного документа разжигало любопытство: чего такого личного там могло быть, чтобы не доверить эту информацию, например, штабным связующим. Впрочем, поручение Ируку никак не смутило, потому что вещи, о которых ему не положено было знать, не только имели право на существование, но и обязаны были оказываться в нужных руках.
Лагерь встретил посланца недружелюбно, но тому был ворох законных оснований. Ирука воспринимал все меры предосторожности с пониманием и вежливостью: охрана действовала добросовестно, что не могло не радовать. Вероятность проникновения каких-либо вражеских сил была сведена к минимуму, но, стоит признаться, все равно существовала. Возможности противника выходили за рамки привычного, поэтому все, что порою могли делать силы альянса — это быть готовыми к самому худшему.
Двое сопровождающих отконвоировали Ируку к местному штабу через весь лагерь, погруженный в давящую тишину, в которой каждый шорох не мог остаться незамеченным. Напряжение стальным куполом накрывало всю территорию, и чуунин, на мгновение обрадовавшийся тому, что путь обошелся без каких-либо эксцессов, после двух минут любования лагерем стал озадачен еще сильнее. Покой третьей дивизии явно только снился. Ирука не был должным образом осведомлен о конкретном ходе боев, выпавших на долю именно этого подразделения, но беглый осмотр местности позволил сделать пару неутешительных выводов. Ему вдруг стало жутко стыдно за собственную бодрость и энтузиазм: несмотря на долгую дорогу, Ирука чувствовал себя на удивление прекрасно.
Провожатые, кажется, решили всучить гостя начальству прямо в руки, посему покинули импровизированный штаб только с позволения командира, которому, что вполне логично, было немного наплевать на правила этикета. Замечание о том, что о человеке в третьем лице в его присутствии говорить крайне невежливо, Ирука проглотил вместе с комментарием относительно генеральских апартаментов. Шатер, хоть и выглядел по-спартански, но был настолько громадным, что чуунин себя ощущал совсем не в своей тарелке. Впрочем, он искренне сомневался, что такому человеку, как Хатаке Какаши, в принципе есть дело до подобных ничего не значащих факторов, поэтому попусту тратить его время Ирука был не намерен, мгновенно поклонившись в ответ на равнодушное приветствие:
— От Хокаге-сама. Вам лично в руки, Какаши-сан, — собственный чересчур звонкий голос аж самому Умино, вручившему адресату его заслуженный свиток, резанул по ушам, но далее он попытался говорить спокойнее, проще и с еще более серьезным видом, — Я отправляюсь обратно в главный штаб. Не нужно ничего передавать?
Ирука замялся, подумав, что занудствовать прямо с порога будет вопиющей наглостью, но если же отряд нуждался в чем-либо или нес какого-нибудь рода потери, а Какаши-сан вдруг почему-то не знал, куда обратиться, или стеснялся (что за дурость), или не считал это важным (ах да, конечно), то, как минимум, высказаться Ирука, представлявший собою, так сказать, взгляд со стороны, просто считал своим долгом. Он старательно не подавал виду, но былая уверенность тем временем сходила на нет.
— Быть может, не лично Вам, а в интересах всей дивизии.

Суйгецу смачно втянул последний глоток воды со дна стакана — мерзейший звук, но парень к нему так привык, что совершенно не обращал внимания. А главное, как же, должно быть, обидно, если именно это — последнее, что ты слышишь в собственной жизни. Куда приятнее были бы слова любви или прочая сопливая ерунда, да хоть бы спокойная умиротворяющая тишина — все ж лучше, чем то действо, каким обычно Суйгецу обозначал свое присутствие. Стакан, тем не менее, и в самом деле был пуст, что заставляло юношу напрягаться на подсознательном уровне: вода всегда должна быть рядом, иначе было чревато проблемами. Поставив его на стол, Суйгецу позабыл про полутруп у своих ног и принялся внимательно оглядываться.
Вообще говоря, ему категорически не нравилось ходить куда-то одному. Нет, за себя Суйгецу совсем не переживал, скорее его донимала банальная скука. В подобных ситуациях некому было потравить байки, пофилософствовать, покапать на мозги. Полноценной командой он никогда не работал, да и в целом абсолютно не знал, что эта самая командная работа из себя представляет. Зато в дуэте — с радостью. Чем больше раздельных миссий им с братом раздавали, тем печальнее было Суйгецу. Со старшим всегда было хоть и напряжно, но весело — не даром они понимали друг друга с полувзгляда. А тут Суйгецу в который уже раз ссылали к черту на кулички в гордом одиночестве — почетно, солидно, но донельзя скучно. Убить какого-то чужака, хрен знает зачем заплутавшего в Кири. Суйгецу свой нос с подробности по этому поводу не совал, да и Ягура, кажется, тоже особой детальностью не занимался. Вот уж кому все равно было кого и за что кромсать — не царское это дело, такими мелочами интересоваться.
Суйгецу постарался на славу: руки отдельно, ноги отдельно, голова все еще болталась на медленно прощающемся с жизнью теле. Лежащий на столе странник, подозреваемый в шпионаже, методично истекал кровью, которую гнало его отчаянно бьющееся сердце. А Суйгецу, собственно говоря, сейчас уже просто искал себе воды. Негоже стакан было пустым оставлять. Вот только никаких источников необходимого он в упор не видел — странная какая-то лачуга была, непригодная для жизни. Тем временем тяжелое дыхание неторопливо умирающего мужчины начало мальчишку понемногу раздражать, особенно когда тот вдруг начал по традиции всех дохляков задавать свои философские вопросы. Зачем, мол, за что... Скукота, решил Суйгецу, а после радостно улыбнулся, обнажив ряд острых зубов. Присев рядом на корточки, он схватил пустой стакан и подставил прямо под поток вытекающей из обрубка руки крови. Половину своей тары Суйгецу набрал довольно быстро: хлестало из мужика знатно, несмотря на то, что тот героически держался за жизнь.
— Вам привет из Чигири но Сато! — оскал Суйгецу аж сверкал на солнце. С этими словами он опрокинул стакан, заполненный кровью, непосредственно в широко раскрытый рот ее же обладателя. Захлебнуться собственной кровью — Суйгецу находил это довольно забавным. Жутко прохрипев, мужчина дернулся в последний раз. Юноша искренне сомневался, что тот помер именно от этой маленькой шалости, ибо его давно должен был уже скосить болевой шок. Впрочем, в медицине и анатомии Суйгецу разбирался хреново: сдох мудак, ну и слава богу.
Суйгецу собрался было уже уходить, как заприметил в углу походную сумку несчастного странника — из нее торчали какие-то свитки, а, порывшись, юноша нашел там и флягу с водой. Вот ведь растяпа, как сразу-то не заметил. Собственный стакан, правда, был весь в чужой горячей крови, поэтому, бодро подорвавшись с места, Суйгецу, будучи сам еще весь перепачканный алым то тут, то там, прогулялся до скромной речушки, протекавшей в десятке метров от домика. Солнце ласково светило парню прямо в лицо, тишина вокруг успокаивающе действовала на нервы, а настроение у Суйгецу, окрыленного недавней содомией, было круче некуда. Хорошенько промыв свою драгоценную тару, он, что-то невнятно насвистывая себе под нос, неторопливо возвращался обратно, дабы таки наполнить стакан, да и драть отсюда когти поскорее.