че за херня ива чан

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » че за херня ива чан » посты » алкоголик и животное


алкоголик и животное

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

Это даже не было его выбором. Становиться сеульским Робином Гудом парень не планировал, тут его скорее жизнь заставила начать красть у богатых и неблагодарных, чтобы отдавать потом эти сокровища бедным и добросердечным. Сонгю, вообще-то, угрохал целых три года на то, чтобы научиться сажать за решетку плохих парней, одним из которых общественность теперь считала и его самого. В том, что он делает, нет ни капли дурного: рано или поздно парень собирается все награбленное вернуть, возможно, даже с процентами, а нынешние кражи – не более, чем займы, пусть и взятые без спроса. Это даже удивительно, что Сонгю и по сей день задумывался о правильности своих поступков и не забывал о морали, ведь другой бы непременно забил на совесть и прочие рудименты, зная, что дома его ждут трое голодных и бесполезных по жизни щенков. Хотя последнее слово и было явным преувеличением, наиярчайшим образом демонстрирующим отношение самого парня к вынужденным собратьям по несчастью, но все сказанного не воротишь. Назвав Ховона, Дону и Мёнсу этим ласковым словом однажды, он будто навсегда взял на себя ответственность за их настоящее и будущее, хотя его, собственно, о такой милости никто и не просил. Двое из этой троицы и по сей день считают себя сильными и независимыми альфами, способными свалить отсюда в любой момент, как только душе или чему-то там еще приспичит, даже несмотря на то, что один из них в принципе свою задницу проветриться выводит лишь для поебаться и собрать новых синяков, а другой перманентно светит мускулами, прогуливаясь в полуголом виде и изображая из себя главаря этой шайки, а после стесняется даже два-три слова вымолвить доставщику еды. В реальном и суровом мире Ховон с Мёнсу проживут от силы недели две, пока не загнутся от голода и холода. Странно, но даже у Дону – единственной омеги в компании – шансов на успех гораздо больше. Он хотя бы умеет быть благодарным, приятным и милым, что неплохо для любого человека, желающего не огрести от первого встречного пиздюлей за невиданную дерзость, а не только для омежки. Сонгю до сих пор не верит в этот днищавый союз Дону с Хоей, ибо последний, по его скромному мнению, совершенно не заслуживает пары столь идеальной и волшебной. Такую омегу заслуживает один лишь Сонгю, который пашет не покладая рук лет с семнадцати, трудится на благо общественности и близких ему людей. Справедливость ведь для того и создана, чтобы радовать достойных, нет?
В любом случае, со своими неудачами на фронте любовном Сонгю готов смиряться до тех пор, пока ему везет хотя бы в работе. Проникать в чужие дома – дело не из самых легких и приятных, знаете ли. Тут, бывает, приходится и синяками обзавестись, спрыгивая с балкона прямиком наземь, и вещи порою мараешь штукатуркой с домов. Нельзя забывать и о без того расшатанных нервах, что вынуждены испытывать неимоверный стресс чуть ли не ежедневно, пока трясущиеся руки судорожно вскрывают хиленький замочек на окне или двери. В фильмах нагло врут, когда показывают, будто профессионалы со временем выбирают цели более сложные. В реальности каждый ворюга, если есть такая возможность, разумеется, выбирает себе работу максимально легкую и безопасную.
Сонгю научился с первого взгляда определять, куда ему соваться можно, а какие дома лучше обходить за километр. Черное полуоткрытое окно на втором этаже, пожарная лестница, которую работники явно закрывали на отъебись, темный переулок и куча мусорных баков, способных смягчить падение – идеал. К тому же, райончик явно был не из тех, где соседи с рвением следят за жизнями друг друга. Тут у всех свои проблемы, отсюда и полнейшее безразличие с бедам ближних своих, потому домушника в ночи если и увидят, то априори проигнорируют, дабы не утруждать себя еще и разговорами с полицейскими перед грядущим тяжелым рабочим днем.
Профессионалы не ошибаются. Сонгю ничего не стоит забраться на второй этаж, поднять окно ножом и оказаться внутри. Вламываться в дома омег особенно приятно. Те пропитывают своим мягким и сладким запахом все вокруг, успокаивая нервы горе-домушника, хотя и сами того не знают. За это он, наверное, свою работу и любит. Нельзя заниматься чем-то столь долгое время, оставаясь совершенно равнодушным к этому делу - рано или поздно ты находишь что-то цепляющее. В случае Сонгю этим нечто стало легкое возбуждение в те дни, когда с выбором хат он не ошибался. Тебя кроет то ли от самого запаха, то ли от адреналина, ведь не все соседи поголовно являются равнодушными мудланами, и кто-то действительно может вызвать полицию, но в этом была своя неописуемая прелесть. Эти ограбления гораздо веселее очистки на скорую руку домишек состоявшихся пар или альф, где мысль о внезапном возвращении хозяина не столько возбуждает и подогревает фантазию, сколько заставляет поторапливаться и присаживаться на очко при каждом шорохе.
Первые несколько секунд Сонгю даже не понимает, что за дерьмо с ним приключилось. Опасностью не пахнет, не смердит и счастьем двух влюбленных, но от заполняющего помещение запаха голова моментально становится чугунной, и это чувство выбивает из колеи. Сонгю ступает вглубь комнаты, словно назло оказывающейся спальней, и осознание всей глубины произошедшего пиздеца ударяет по психике еще сильнее, чем это сделал бы целый наряд омоновцев. Он берет в руки одну из стоящих на столике фотографий, тщательно всматривается в улыбающееся лицо напротив, и внезапно севшим голосом говорит:
- Ну здравствуй, что ли.

0

2

Несмотря на всегда неправильное первое впечатление, Ухён на самом деле был крайне ответственным и здравомыслящим молодым человеком. Он мог быть излишне обходительным с гостями или чересчур дерзким в компании друзей, без лишних стеснений знакомился с людьми и флиртовал с каждым встречным почти что на автоматизме, но, когда речь заходила о чем-то  важном, он был серьезен и рассудителен как никогда. Ко всем неприятностям, а всякие природные процессы в своем организме он не мог называть иначе, он относился с удивительным трепетом: отслеживал течки, не выходил из дома без таблеток и никогда не ложился под незнакомых альф, немного наивно веря если не в любовь, то хотя бы в наличие своей истинной пары. Впрочем, все это не делало Ухёна шибко целомудренным, да и работа, мягко говоря, не позволяла. В его обязанности входило быть любезным со всяким захаживающими мудаками и пытаться угождать их прихотям, от которых спасала иногда только охрана, стоящая на фейс-контроле клуба. Омегам в сфере обслуживания всегда было непросто, и уж тем более часто они нарывались, если работали в таких скоплениях юношеского максимализма, как в ночных клубах, но Ухён был не из робкого десятка и умел за себя постоять. Он не раз признавался друзьям, изрядно подвыпив, как хороша была бы его жизнь, родись бы он альфой - обаятельный, коммуникабельный, напористый, целеустремленный, весь мир был бы у его ног и каждая омега в этом ебаном городе. Но судьба над Наму все же посмеялась, и, вопреки его сильному и гордому характеру, организм парня периодически срубало и от себе подобных наглецов приходилось чуть ли не отбиваться. Тяжелая омежичья жизнь, но Ухён не любил жаловаться и держал все под контролем. Когда что-то шло не по плану, он мгновенно это замечал. Заметил сразу и в этот раз.
Наму жил крайне скромно: небольшая квартира в спальном районе города, на оплату которой уходила львиная доля его зарплаты, была для юноши синонимом независимости. Запах, царивший в ней, был синонимом опасности. Ухён открывает дверь с утра, вернувшись с ночной смены, и едва может вздохнуть полной грудью: запахи альф были редкими гостями в его квартире, да и откуда ему тут взяться. Но спутать было невозможно - аромат забродившего винограда, будто здесь открыли пару бутылок коньяка или вина, и совершено выносящий мозг ментол, словно от дешевых бабских сигарет. Проблема в том, что Ухён чуть не задохнулся, когда почувствовал его, причем в хорошем смысле. Запах казался ему приятным и мягким, а главное жутко стойким, что никак не объяснялось ничем логическим. Система вентиляции на такие штуки не была способна, поэтому Наму закономерно решил, что, должно быть, это кто-то приходил с хозяином квартиры, ведь только у него были ключи, или что-то вроде того. Спизженной фотографии Ухён сперва даже не заметил, а, спустя полчаса с открытыми окнами, запах выветрился сам собою, хотя парень и избавлялся от него скрипя сердце. За прошедшую ночь в клубе он встретил пару десятков ароматов альф, которые от их обилия даже не мог толком различить и отделить друг от друга, а тут так громко, что напрочь выбивало дух.
Впрочем, о странном инциденте Ухён забывает уже к вечеру. И не вспоминает еще пару дней, пока график работы не преподносит очередную ночную смену, с которой Наму возвращается домой в семь утра и снова застывает на пороге квартиры. Это, блять, уже не смешно. Ухёну уже кажется, что этот запах он не спутает ни с чем другим, а воображение мечтательно рисует образ призрачного альфы. Что за человек мог бы пахнуть так опьяняюще... Ухён проходит в спальню, ища ответ на вопрос что к чему, и даже не сразу обращает внимание на пропажу, ибо, в первую очередь, его внимание привлекает небольшой, но миленький кексик, лежащий на вершине его горы с одеждой, что возвышалась на стуле возле кровати. Бисквитик с виду даже свежий, а Ухёну кажется, что вся его куча со шмотьем пахнет чужим мужчиной, и, перерыв ее, он наконец находит пропажу - не достает одной единственной рубашки. Наму в сверхъестественное не верит, поэтому пытается мыслить логически, хотя запах альфы, вскруживший голову, не дает сосредоточиться. Парень решает для начала опять от него избавиться, идет открывать окно и только каким-то знаком свыше замечает царапины и срезы на оконной раме, будто кто-то прошелся по дереву ножом. Ухён высовывается из окна: второй этаж, лезь не хочу, сюда заберется даже ребенок, надо бы задуматься о безопасности. С другой стороны, так в квартиры попадают только воришки, но у Ухёна и пиздить то нечего, да и точно ничего не украли. Кроме рубашки. И раз уж грабитель - альфа, то романтичная натура Наму моментально расписывает сентиментальный сюжет про любовь с первого взгляда, но не проще ли было познакомиться лично? И если это уже второй раз, то в первый вор абсолютно точно пробрался в квартиру с целью ограбить. Как бы клево он ни пахнул, преступник должен сидеть в тюрьме. Так по крайней мере решает Ухён, когда перестает наслаждаться чужим запахом.

0

3

Таких совпадений не бывает. Должно быть, Сонгю просто с голодухи бредит, потому что витающий в воздухе запах меда буквально оседает на губах, заставляя снова и снова их облизывать, но в ответ ни намека на сладость. Ему срочно нужна консультация если не психотерапевта, то хотя бы Ховона. Из всех знакомых он был единственным, кто встречался с предназначением и даже умудрился вкусить все его плюсы и минусы за годы общения с Дону. У последнего, кстати говоря, тоже можно было поинтересоваться, но это было равноценно тому, что спрашивать советы у заядлой любительницы женских романов, ибо Дону любовью бредил круглые сутки, мечтая, чтобы и все вокруг него обрели свою вторую половинку и жили с нею долго и счастливо. Мёнсу – отдельная история (рассказик на трех страницах, на самом-то деле), причем крайне скучная и сухая. Тому кроме редкого удовлетворения своих естественных потребностей и рарных вещей в Доте для счастья вообще ничего не требовалось, поэтому Сонгю с такими разговорами он послал бы моментально.
Чужая фотография в кармане обжигала кожу даже сквозь два слоя плотной ткани, а руки то и дело дергались к сворованной вещице, чтобы еще раз пройтись по ней пальцами, проверяя, не сон ли это. Впервые в жизни он вернулся с вылазки с настолько скудной добычей, и, возможно, ребята его просто с голода загрызут, избавляя от необходимости разбираться в своих чувствах и природе. Но так просто в жизни ничего не складывается, потому на грустные вести с полей Дону лишь опечалено отводит глаза и ложится обратно на плечо Ховона, которому, впрочем, на царящую в доме голодуху пока что наплевать, ведь у него сушка и вода в кране бесплатная. Мёнсу в квартире не оказалось вовсе, но это даже к лучшему. Сонгю пытается увести Хою подальше от Дону, чтобы поговорить о серьезном, о мужском, но у последнего глаза в одно мгновение загораются любопытством, и говорить приходится прямо на месте.
Вердикт Ховона оказывает твердым и решительным, не терпящим излюбленных «но» от Сонгю, а Дону и вовсе верещит в голос, любуясь на парня с фотографии и мысленно рисуя их будущих щенят. Наконец-то ему будет с кем поговорить о тяжелой омежьей доле, разделить свои переживания и радости. Все эти мечтания разбиваются вдребезги, стоит лишь Сонгю честно рассказать о том, где он эту радость свою обнаружил. Никто в здравом уме не станет строить отношения и спать с преступником, забравшимся в твой дом, даже если он и окажется твоей истинной парой. Теперь приходит очередь Дону вставлять свои «а может», «вдруг» и «но», ибо он Ховона любит, обожает и далее по списку, а ведь тот изначально пытался спиздить его рюкзак. Хоя называет их случай исключением из правил, и горячий спор неожиданно прерывается, когда на пороге оказывается Мёнсу. Ни в его присутствии, ни даже после того, как Эл ушел в свою комнату, разговор не продолжается, и к следующему вечеру все уже практически забыли о нем. Дону лишь изредка обреченно вздыхал, глядя на уткнувшегося в книгу Сонгю, чем безумно бы бесил последнего, если бы тот хоть на секунду вылез из своих воспоминаний и обратил внимание на происходящее вокруг.
Медовый запах будто бы проследовал за ним на другой конец города, не давая парню ни секунды передышки. Странно, как Сонгю еще не подох от диабета или не задохнулся от обилия сладости в собственных же легких. Ощущение, будто этот аромат порождала красующаяся рядом с футоном спизженная фотография, но сил убрать ее куда подальше попросту не находилось. Сонгю никому не говорит, куда идет во втором часу ночи, потому что не хочет чувствовать осуждение еще и со стороны. Достаточно того, что он сам себя сейчас ненавидит и считает окончательно поехавшим извращенцем.
Переулок, окно, нож. Все так же просто и легко, как было тогда. В спальне практически ничего не изменилось. Тот же дурманящий запах, легкий кавардак и грязная чашка у зеркала. Сначала Сонгю представляет, как этот парень собирается перед выходом, попивая кофе и застегиваясь на все пуговички, потом – как тот раздевается, возможно, в полном одиночестве, возможно, перед кем-то. От последнего горло пересыхает и сжимается, заставляя прокашляться. Что-то внутри подкидывает ему идею остаться здесь и сыграть в самого настоящего извращенца, увидеть все собственными глазами, удостовериться, что чувства не обманывают. К тому же, если его омега заявиться сюда с кем-то посторонним, то во сне чужого альфу можно будет запросто убить – слегка обессиливший от вынужденной питьевой диеты Сонгю бы не одержал победу в традиционном мордобое, к сожалению.
На кровати разбросаны вещи. Сонгю цепляет пеструю рубашку двумя пальцами, всматриваясь в едва различимые подсолнухи, изображенные на ней, и буквально давится исходящим от нее запахом. Нужно быть конченным идиотом, чтобы решить на сей раз стащить чужую одежду, но Сонгю свои действия комментировать или оправдывать не собирается. Он мнет ткань, засовывая ее под куртку, и бредет на кухню. Пиздить еду, конечно, гораздо менее странно, но, пряча упаковку макарон за пазуху, Сонгю все же искренне смущается.
Дону привык к тому, что у них дома вечно появлялась новая и порою странная одежда. Такую они обычно стирали пару раз, а потом носили с чистой душой и совестью, ибо им нужнее, чем прежним хозяевам. Также он привык к тому, что Сонгю особым знатоком моды не был, потому из домов таскал вещи, мягко говоря, сомнительные и безвкусные. Сомнений в том, что рубашка с подсолнухами прибыла сюда по воле старшего, не оставалось. Разумеется, теперь она должна пройти привычную процедуру. Стоило Дону лишь приблизиться к скомканной и замызганной тряпочке, как в комнату с разъяренным видом влетел Сонгю, строго-настрого запрещая его вещей даже касаться. Он уже мальчик не маленький, никому ничего объяснять не должен, тем более взамен рубашки тот парень получил букет цветов с ближайшей клумбы. Подсолнухи в обмен на потрепанные жизнью васильки.
Чужой одежды Сонгю хватает всего лишь на пару дней, и вскоре он готов уже на стенку лезть от необходимости вновь попасть на свое дважды место преступления. Уходящего посреди ночи парня довольным, но слегка обеспокоенным взглядом провожает Дону.
Знакомый и уже любимый (?) запах ударяет в голову еще на подступах к нужному переулку. Сонгю теряется, у него будто почву из-под ног кто-то выбивает раз за разом. Должно быть, он слишком давно здесь не был, вот и отвык. В горле привычно пересыхает, дыхание учащается одновременно с набирающим обороты сердцебиением, и что-то внутри заставляет забыть о требующейся осторожности. Он трясущимися пальцами вскрывает окно, влезает в него, нащупывает одной ногой пол. Что-то не так. Сонгю опускает оконную раму и практически моментально падает на пол от сильного удара по голове.

0

4

План Ухёна был до одури прост и логичен: вряд ли захаживающий к нему в гости грабитель знал график его ночных смен, о которых и сам юноша узнавал в последний момент, поэтому скорее всего вор ориентировался по старинке, делая выводы по включенному/выключенному свету в окнах. Наму в один прекрасный вечер попросту вырубает в квартире весь свет и изо всех сил старается не уснуть, развлекая себя, максимум, телефоном, ибо ни почитать, ни включить телек возможности у него нет. Ухён списывает это на банальный страх перед ночным гостем, но на самом деле хреново чувствует он себя с самого начала. Об усилении своего собственного запаха он судить не мог, а вот календарь услужливо подсказывал, что до течки еще полторы недели счастливой жизни. Слабость во всем теле он объясняет самому себе диким желанием спать, а собственную дерганность - излишне назойливыми мыслями о грабителе. Точнее о плане его фееричной поимки.
Ухён раньше не замечал за собою способности чувствовать приближение альф на таких больших расстояниях, но сейчас даже не придает значение тому, что все его тело моментально напрягается, едва молодой человек и шлейф его запаха появляются в уловимой чутьем близости. Наму только тогда одумывается, что даже не сообразил, чем вообще собрался этого альфу брать - под руку попадается сразу куча гипотетических орудий убийств, но все же убивать парнишку Ухён не собирался, а для того, чтобы вырубить подлеца, будет достаточно и метко удара по затылку чем-то вроде, например, стула.
В кромешной тьме Ухён прислушивается к запахам и шорохам, в сотый раз ловя себя на мысли, что от аромата вора-романтика у него подкашиваются ноги и, кажется, теперь уже в прямом смысле. Он чувствует какое-то совершенно невтемное возбуждение и ломку одновременно, но стул уже в его руках, а значит, назад дороги нет. У Ухёна уже попросту дрожат руки, когда чужая фигура спрыгивает с подоконника на пол, и странно, почему это альфа вдруг не почувствовал присутствие омеги в доме? Понять, что парень наоборот почувствовал начало ухёновой течки, а оттого и действовал рассеяннее, у Наму возможности не было.
Несмотря на дрожащие руки, удар у Ухёна получается хорошим - прям по затылку и со всей дури. Он слышит, как тело молодого человека падает к его ногам, но это не приносит никакого облегчения, потому что Ухёну становится нечем дышать. Он еле доходит до выключателя и врубает в спальне свет: на полу в отключке оказывается лежащим совершенно обыкновенный парень, с виду вообще очень даже немощный. Для того, чтобы скакать в чужие окна - в самый раз, а вот в рукопашке Ухён бы, наверное, его и сам вырубил. Перед тем, как вызывать копов, бедного альфу нужно было обезвредить, для чего Ухёну понадобился стул. Поднять безвольную тушку ему удается с третьего раза, потому что у самого Наму уже будто бы поднимается температура, и омеге более чем знакомы были все эти неприятные симптомы, но если кинуться за таблетками прямо сейчас, то грабитель очнется и сбежит, а этого Ухён уже никак не мог допустить. Запах альфы кружит голову и напрочь выбивает из колеи, Ухёну кажется, что никто на свете еще не пах так потрясающе, как эта смесь звездочки с коньяком, которую нужно было к стулу, пожалуй, привязать, да. Ухёну это кажется отличным планом, и плевать, что каждое прикосновение к этому парню отдавалось еще одним тугим узлом внизу живота и еще одним сорванным вздохом. Две секунды, привязать и можешь глотать свои таблетки, хоть до отключки. Ухён второпях пытается понять, почему его подводит собственный организм в самый ответственный момент, и приходит к выводу, что альфа перед ним, наверное, жутко хорош, хотя по виду и не скажешь. Лодыжки парня к стулу Ухён приматывает скотчем, а руки за спинкой стула связывает крепко-крепко своим же галстуком. Когда работа по обезвреживанию закончена, Наму уже едва стоит на ногах. Он на минуту замирает, вслушиваясь в гармонию запахов, и думает, что, должно быть, так же идеально созвучны друг другу истинные пары.
- О, черт, - порывается он в ванную, где куча спасительных таблеток, но не может сделать и шага. Ему плохо до такой степени, что хочется упасть прямо на месте, и у Ухёна нет других объяснений тому, что происходит, кроме как того, что запах только истинного альфы может спровоцировать у омеги течку раньше времени. Наму начинает немного трясти - его истинный, этот? Впрочем, у Ухёна не остается ни малейшего сомнения в этом, когда альфа приходит в себя и открывает глаза, тут же встречаясь с ним взглядами. Ухён цепляется пальцами за подоконник и не может отвести глаз: в данный момент этот парень видится ему самым прекрасным мужчиной на свете, чей запах заставляет Ухёна облизать губы и оттянуть воротник рубашки, чтобы хоть чуть-чуть полегче вздохнуть, но нихера.
- Блять, господи, - только и может шептать самому себе Ухён, оценивая масштаб ситуации, - Ох, мать твою, да не может такого быть.
Ему нужно отлежаться, наглотаться таблеток, провыть в подушку пару-тройку часов и не выходить из дома ту же самую пару-тройку дней, но лекарства далеко, а течка здесь и сейчас, Ухён ее чувствует так же отчетливо, как и запах своего альфы, от которого становится жарко и больно. И все бы ничего, если бы этот парень не был намертво привязан, а Ухён не стоял бы перед ним в парочке метров, будучи совершенно неспособным сделать шаг в сторону.

0

5

Сознание возвращается постепенно и будто нехотя. Поначалу Сонгю кажется, что он окончательно ебанулся со своей этой истинностью и рвущимся наружу тестостероном, потому что происходящее вокруг на реальность мало похоже. Стул, скованность движений и запах, от медовой сладости которого можно буквально задохнуться, ибо вдыхать его элементарно невозможно - типичные составляющие среднестатистических мокрых снов альфы, преследующих его последние недели полторы. Разница лишь в том, что в этих мечтах ему никогда больно не было, наоборот, только там ему и становилось стопроцентно хорошо без всяких "но" и "если бы", но сейчас затылок до безумия саднило, а затекшая шея еле позволяла ей шевелить, отзываясь на любую попытку хоть немного оглянуться нестерпимой болью. Сонгю расправляет плечи, упираясь лопатками в спинку стула, и жалобно выдыхает, когда в позвоночнике что-то щелкает. Ну нахуй. Он и до этого не раз огребал на своих вылазках, но то были лишь попытки испуганных женщин защититься от не самого сексуального маньяка-насильника, и ограничивались эти дамы зачастую тем, что бросали в несчастного настольные лампы да подушки, что, естественно, ни в какое сравнение не идет с тем, чтобы получить по голове ебучим табуретом.
Открывает глаза парень на свой страх и риск - всегда есть опасность дополнительно получить перцовым балончиком прямиком в лицу, а потом - по нему, когда содержимое иссякнет за раз. Обоняние становится прежним мгновением позже; Сонгю практически чует запах, тянущийся к нему тонкими нитями из другого угла спальни. Не так далеко, чтобы пытаться наплевать на свою природу и постепенно приливающее возбуждение и свалить через то же самое окно от греха подальше, но и не так близко, чтобы пытаться сыграть на инстинктах и желаниях омеги. Он медленно открывает глаза, все еще продумывая план побега, точнее, пытается хотя бы собраться с силами, чтобы перебороть всплывающие в голове картинки того, как он эту самую омегу трахает, прижав к первой же попавшейся плоскости - плевать, горизонтальной или вертикальной. Думать об этом мерзко. Сонгю все еще считает себя джентльменом и крайне порицает альф, теряющих голову от течных омег, и становиться одним из них ему совершенно не хочется.
Вырубивший его парень в жизни оказывается примерно таким же, каким его Сонгю и представлял. Разве что красивее. Гораздо. Альфа сглатывает, встречая рассеянную речь незнакомца вымученной улыбкой и взглядом в упор. Ему потребовалось несколько дней, чтобы смириться с этим хуевым стечением обстоятельств, а бедняге судьба устроила ту еще подлянку.
Взаимно, – голос проседает безбожно, да и говорить становится в разы сложнее. Сонгю нужно на свежий воздух, потому что медовый аромат по легким движется словно вата, блокируя доступ кислорода, и, кажется, верховенство мозга над телом уверенными темпами сходит на нет.
Блять, – он выдыхает, пытаясь сползти на стуле ниже. В штанах становится тесно, и приходится пожалеть о своем решении попробовать влезть в штаны Мёнсу. Быть может, похудевшие ляжки Сонгю там и уместились, но вот места для всего остального оказалось крайне мало. Руки больно корябаются об угловатую спинку стула, а от постоянных движений кистями ткань, связывающая их, начинает обжигать и пережимать кожу. Ноги привязаны намертво, ими Сонгю даже слегка пошевелить не может, в то время как запястья беспрепятственно гуляют туда-сюда в слабом узле, однако прилагаемых сейчас усилий все же было недостаточно для того, чтобы освободиться. Здесь бы не помешал трезвый рассудок и уверенные руки, но Сонгю буквально всего самого лихорадит, заставляя забыть о своих первостепенных задачах вроде спасения.
Омегу перед ним чуть ли не кроет в присущем только им стиле, и Сонгю даже удивлен, почему тот до сих пор не пытается затрахать его до смерти. Все-таки не каждый день твоя течка выпадает на день встречи с истинной парой, такое и отметить можно. К сожалению, ничего кроме праздничного секса Сонгю предложить не может, да и не хочет, если честно, потому что мозг окончательно теряет власть над телом, умывая руки до лучших времен.
Отвязывай, – Сонгю не просит, приказывает. Незнакомец впивается в подоконник руками так, что подушечки пальцев аж белеют. Надеется, видимо, что это хоть ненадолго удержит его от совершения, возможно, самого глупого и неправильного поступка в жизни, но парень видит, как омега инстинктивно подается вперед, успевая опомниться в последнюю секунду, – Ухён. Отвязывай. Немедленно, – Сонгю зовет его по имени, смакуя каждый слог. Впервые вслух. В ответ – удивленные глаза, и расстояние между ними еще несколькими миллиметрами меньше. Парень чувствует, как ткань, сковывающая руки, слабеет и постепенно слезает. Выгнув запястье, он умудряется освободить его. Натертая кожа благодарно реагирует на прохладу, но Сонгю все еще в роли пленника и жертвы. Омега несмело сокращает разделяющее их пространство. Идет осторожно, умудряясь все еще контролировать себя, в то время как хищник внутри Сонгю уже напрягся, поджидая удобного случая. Когда Ухён подходит на расстояние вытянутой руки, он резко встает, хватает ворот футболки и притягивает к себе. Чужой жалобный писк Сонгю игнорирует. Обвивает талию рукой, впиваясь ногтями в ухёнов бок, и настырно лезет языком в приоткрытые губы парня.

0


Вы здесь » че за херня ива чан » посты » алкоголик и животное


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно