Нервозность приходит часов через двенадцать. Дэхён считает, что быть навязчивым - это крайне некрасиво, несмотря на то, что здравый смысл разумно подсказывал, что когда вашим отношениям уже гребанных полтора года, то позволить себе пару звонков из праздного любопытства, пожалуй, можно. Первые сутки это даже немного весело: представлять себе, где, а главное с кем прямо сейчас может зависать человек, которого хочется назвать чем-то средним между "этим гавносером" и "любовью всей своей жизни". Дэхён наивно убеждает себя, что все в порядке, все в полном порядке, ведь работа у Ёнджэ имеет свойство быть внезапной и незапланированной, а также нервной и по-настоящему хреновой, мало ли где ему приказали быть прямо сейчас - в тот же самый момент, когда Дэхён, закинув ноги на спинку дивана, последние полчаса лежит в абсолютно пустой студии, потому что время плавно близится к утру, и вертит телефон в руках, как умалишенный, потому что совершенно не знает, что ему, блять, делать. Вообще, в принципе. Такого не было никогда, и беспомощность парализует, не позволяя сделать ни единого решительного шага.
Куда более продуктивно у Дэхёна проходит день третий - когда страх лезть не в свое дело оказывается ничтожен по сравнению с банальным и уже вполне логичным страхом за саму его, Ёнджэ, блистательную жизнь. Тысячи людей каждый день умирают в несчастных случаях, но Дэхён успокаивает себя тем, что это слишком просто для Ёнджэ. С ним ничего не бывает просто. Звонить в больницы кажется немного глупым, поэтому для начала приходится приняться за друзей и коллег, и в состоянии Дэхёна уже становится плевать, что о тебе подумают все эти никчемные люди и как ты будешь выглядеть в их слепых до чужих проблем глазах. Где-то к концу дня все выходит настолько безнадежно, что, прокачав за пару часов свой скил сталкерства до уровня бога, Дэхён выуживает телефончик даже одного из бывших Ёнджэ. Разговор не удается от слова совсем, но куда более важным все еще выглядит вопрос, где по-прежнему носит Ёнджэ в принципе. Это глупо и слишком киношно, но настолько правдиво, что Дэхёну немного не по себе: ценность человека действительно наиболее четко осознается тогда, когда он исчезает из твоей жизни. Пускай всего лишь на четыре дня, но это охуенски большой срок, когда человек переходит для тебя черту обыденности и становится чем-то вроде естественной потребности твоего организма. Дэхёну кажется, что весь этот дурдом делает его пиздец каким ванильным, но это что-то типа как воздух или свет. То, без чего ты не можешь нормально функционировать. То есть в буквальном смысле жить.
Самым нервозным выходит звонок отцу Ёнджэ. Дэхён теряется с самой первой секунды, потому что не успевает придумать заранее, как ему лучше представиться, насколько уместны будут те или иные ярлыки для отношений в контексте данного разговора и как много знает вообще его собеседник о жизни собственного сына, потому что сам он осведомлен лишь со стороны Ёнджэ - у них какие-то проблемы и они, мягко говоря, не очень близки. Кажется, вопросы Дэхёна ему даже не особо интересны. Или они его не удивляют. Где-то тут наступает период ебаного отчаяния.
Человека нельзя просто так взять и стереть с лица земли, не в этом веке как минимум. Дэхён жалеет, что не имеет доступа к системам слежения, потому что чип под кожей видится последней надеждой разобраться в том, что происходит. Найти и помочь, если что-то случилось; найти и дать по роже, если это была попытка слинять. Второй вариант опять же слишком прост для Ёнджэ, а вот в первый верится куда больше. Все становится еще хуже (хотя куда уже), когда пришедший к Гуку с парой вопросов Дэхён уходит от него с ласковым советом присмотреть за "своей девочкой". Лицо Ёнгука кажется равнодушным, он протягивает парню бутылку пива в одной руке и какую-то желтую газетенку - во второй. Дэхён даже не сразу врубается что к чему, поэтому сначала открывает пиво, а только потом видит на газетной полосе до боли знакомое имя. Обывательскому мозгу трудно понять антиправительственный посыл, ловко вплетенный в громогласные (вот же ж пиздабол) речи, но 0,33 литра и многозначительный взгляд Гука помогают Дэхёну быстро сообразить, что у Ёнджэ не просто что-то случилось. Он вляпался в такую кучу дерьма, что Дэхён чувствует ее запах, даже стоя в бановском гараже за хренову тучу километров от Ёнджэ, место нахождения которого никто все еще не знает. Он в принципе всегда осознавал, что выбрал себе в спутники жизни довольно незаурядную персону, жизнь которой никогда не была размеренной и простой, но это был определенно левел ап.
Ёнгук доходчиво объясняет все на пальцах еще пару раз - для того, чтобы картина сложившейся ситуации выстроилась в голове Дэхёна яснее и, как следствие, в сотни раз еще мрачнее. Все проблемы, которые еще неделю назад казались концом света (например, когда на студии реально вырубили свет в самом разгаре работы), моментально рассыпаются перед Дэхёном в недостойную внимания пыль, потому что ответы на вопросы порождают лишь еще большее количество вопросов. У Ёнджэ (пиздецки) большие проблемы, но он, очевидно, взялся решать их сам. Или не решать вовсе. В лучших традициях голливудских блокбастеров - один против целого света. Где-то под слоем злости, страха и недоумения у Дэхёна смиренно покоится маленькая молчаливая обида: Ёнджэ уже давно был не один.
Гук говорит, что он может помочь, но только, когда объект непосредственно прибудет в его расположение. Это не особо успокаивает, потому что фактически означает открытую конфронтацию с властями, которая для Ёнджэ, как для публичной личности, выйдет куда более кровопролитной, чем для простых гражданских, примкнувшим к оппозиции, но Дэхён заочно теперь согласен на все, что угодно. Он сам вроде бы уже как пару месяцев "в деле", благодаря его же, Ёнгука, помощи, и чип благополучно вытащил из-под кожи, успокоения ради. Быть может, это не панацея, но то, что делал сейчас Ёнджэ виделось вообще собственноручным копанием своей могилы. 
Дэхёну до отвращения не хочется домой, он вторые сутки тусуется на студии, делая вид, что все хорошо, и даже остается там ночевать, потому что это как минимум бесплатно. От мысли, что он сейчас как блядский Хатико, отмахиваться приходится всю ночь.
Это немного походит на ОКР, где все обсессии сводятся к одной единственной мысли, выгнать из головы которую невозможно клинически. Дэхён знает, что тысячи людей живут с этим, а иногда даже счастливо, и думает, что рано или поздно все образумится. Ну, или власти перестреляют их всех к чертям, что есть исход бесконечно полный спокойствия, вдруг ставшего таким недосягаемым сейчас. Домой, однако ж, приходится вернуться. Это выходит почти как жест смирения.
А потом все идет по пизде, и имя ей Ю Ёнджэ. Вообще-то, Дэхён собирался сбегать в магаз, а прийти к нему домой мог кто угодно, поэтому ни одной обнадеживающей мысли даже не успевает проскочить у него в голове. Ёнджэ моментально оглядывается назад, и Дэхён понимает - все именно так, как и предполагалось. Он выглядит так нервно, взволнованно, что Дэхён терпеливо молчит, думая, что так Ёнджэ будет легче, несмотря на полный спектр красочных эмоций на лице. Вопросы застревают комом в горле, но монолитный камень (надгробная плита) падает с не самых хрупких плеч Дэхёна в тот самый момент, когда юноша на его пороге открывает рот.
Суперэгоистично - это совсем не то слово, что вертится у Дэхёна на языке, но, чем дольше Ёнджэ смотрит ему в глаза, тем тише становится злость и этот гул в голове смолкает вместе с тем, как страхи окончательно сходят на нет. Вместо того, чтобы послушаться и отойти от окна, Дэхён чуть отступает в сторону, всем своим видом приглашая Ёнджэ не стоять на пороге.
- Меня как-то не очень волнует моя безопасность, - с трудом выдавливает из себя парень, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не поддаться какому-нибудь сентиментальному порыву и не сделать что-то, над чем Ёнджэ потом будет смеяться, несмотря на то, что сейчас все как никогда не до смеха. Тот тем временем неуверенно проходит внутрь, и Дэхён решает, что ему все-таки слишком много есть чего терять. Он хватает Ёнджэ за руку, оборачивает к себе лицом, пару раз жамкает его локоть словно плюшевую игрушку.
- Прости, - и на мгновение отпускает, - Мне просто нужно было убедиться, что ты не ебаная галлюцинация, потому что я тут последние пару дней как бы пытаюсь не съехать с катушек, и у меня херово это получалось, если честно.
У Дэхёна в голосе ни капли злобы и обиды, он пытается хоть как-то разрядить обстановку, но выдает себя с потрохами - бросает Ёнджэ под ноги миллиарды трупов своих нервных клеток. Слишком незаметный жест, но, разворачивая Ёнджэ обратно и легко толкая его в спину по направлению по коридору, Дэхён скользит ладонью по его талии и шепчет на ухо сдавленное "пойдем", чтобы собственные пальцы и голос перестали дрожать. На все вопросы и ответы на мгновение становится абсолютно плевать.

Энтузиазм и гордость разрывали Дэхёна изнутри, даже волнение за Ёнджэ невольно отступило на второй план, оставляя все вполне обоснованные, но напрасные тревоги позади. Дэхён не был уверен, что именно было важнее для Гука - забота о своем друге и, как следствие, его пассии или функциональные возможности Ёнджэ в контексте открытой войны оппозиции с властями. Теперь это было не важно. Ёнгук поддерживал их настолько искренне, насколько мог, несмотря на всю конспирацию своих истинных чувств, но ни на минуту не забывал о деле всей своей жизни, ввязавшимися в которое оказывалось все большее и большее количество людей, разной степени полезности. У Ёнджэ, например, она зашкаливала. О своем будущем им потом определенно придется поговорить с кем-то более важным, чем Гук, а пока что Ёнджэ хотя бы нужно было скрыться от тех, что неделю назад перевернули его жизнь с ног на голову. Для этого первым делом он, по предложению Дэхёна, решился лишиться чипа, и это сейчас было наиболее животрепещущим вопросом. Операции обычно проходили спокойно, без эксцессов, но это ни капли не умоляло волнения у них обоих. Дэхён в тайне от Ёнджэ психовал не меньше него самого и, вообще, решил тактично умолчать о том, каким благим матом орал на несчастного Гука, когда в кустарных условиях, прямо не покидая родного гаража, тот ковырялся скальпелем в его плече, скупо предложив в качестве анестезии крошечную стопку вискаря. Которой парень все-таки не преминул воспользоваться. Впрочем, тогда Дэхёну на самом деле было практически весело - азарт, адреналин, чувство массового дебилизма и притупившееся на идеологической почве чувство самосохранения. Теперь же, смотря на Ёнджэ, вообще было не до смеха. Дэхён дергался так, что анестезия явно требовалась им обоим. Ёнджэ отключился в один прекрасный момент, но, кажется, это даже было к лучшему. В этом было что-то неестественное трепетное - в том, как Дэхён таскал Ёнджэ на руках, потому что оставаться в отключке здесь было нельзя, потому что надо было ехать домой по обычному маршруту, чтобы на сраных радарах не было ничего странного. Вся сила Ёнджэ всегда была в его словах, глазах, убийственной энергетике, и, на время лишившись ее, он выглядел самым умиротворенным человеком на свете, в противовес тому, какие внутренние войны обычно одолевали его всю жизнь. Прекрасный (скромный) принц отнес свою спящую красавицу прямо на руках до собственной постели, наглейшим образом даже попытавшись разбудить ее поцелуем. Отключка Ёнджэ оказалась сильнее. Дэхён этому, честно говоря, не расстроился. У него был поистине гениальный план, как пускай и всего чуть-чуть, но хоть как-то облегчить существование своего проблемного парня.
Суть в том, что извлечение чипа не являлось панацеей от всех болезней и волшебной мантией-невидимкой, скрывающей тебя от Большого брата. Вытащи его и выбрось, и по радарам мгновенно определят, что ты уже долгое время без движения, а это значит лишь два варианта - ты либо умер, либо избавился от слежки. Первый случай, кстати, менее проблематичен, чем второй. Нельзя просто исчезнуть, это было просто невозможно. Но, отделяя его от собственного тела на небольшой промежуток времени, можно было обзавестись железобетонным алиби, с котором правоохранительные органы не могут спорить. Оппозиция всегда таскала чипы с собой, оставляя их в самых обычных местах только на то время, что они отводили делам, о которых властях не требовалось знать. План простой и до безумия ясный, но к Ёнджэ отношения практически не имел. Ему нельзя было быть на радарах, потому что люди в спецовке могли наведаться к нему в любую минуту, а исчезнуть даже на время было непозволительно. До того момента, пока он не объявил открытую войну государственной цензуре, ему нужно было привлекать минимум внимания и быть в максимальной свободе от страхов. Идея, как это провернуть, пришла Дэхёну совершенно случайно, но он ей искренне и крайне сильно гордился.
Ёнджэ пришлось ненадолго оставить одного, но, вернувшись, Дэхён застал его в прежнем состоянии, о чем уже начал беспокоиться. Жалобное мяуканье в тишине, воцарившейся в квартире, раздавалось оглушительно громко, и, чтобы заткнуть хищную пасть, Дэхён не придумал ничего другого, кроме как попытаться накормить животное чем-нибудь, дабы занять делом его челюсти. Вот только не успел Дэхён хлопнуть дверцей холодильника, как сердце, сделав мертвую петлю, благополучно упало, услышав хрипой, испуганный, но до боли знакомый голос.
Дэхёну никогда не нравилась собственная улыбка, но удержаться он был не в силах; стоял в дверях, не смея войти в свою же спальню, и лыбился, как последний дебил, видя смысл собственной жизни целым и относительно невредимым. Ёнджэ успел развязать бинты с руки, и это зрелище, хоть и выглядело тревожно, но радовало неимоверно. Ёж краснеет, как маленькая девочка, и Дэхёну стыдно, что он находит это умилительно привлекательным.
- Я долго спал, да? - осторожный вопрос, который заставляет Дэхёна вспомнить о том, что он запер на кухне, когда несся к Ёнджэ.
- Ровно столько, сколько мне было нужно, - он посмеивается, даже не пытаясь скрывать собственного нетерпения, - Потому что у меня уже для тебя кое-что есть.
И, активно жестикулируя и расхаживая взад-вперед по комнате, он принимается объяснять:
- Пока у тебя спросонья еще не восстановилась способность со мной спорить, смотри сюда! Мы носим чипы с собою, - Дэхён инстинктивно схватился за кольцо, - для того, чтобы не вызывать подозрений. Но ты вызываешь подозрения только тем, что ты есть такой на этой земле. За что я, кстати, благодарен твоим родителям. Так вот. Они не должны знать о твоих перемещениях, ни о каких, ты должен работать и делать то, что должен, совершенно спокойно. Хотя бы на время. До тех пор, когда назад дороги уже не будет. Как это сделать, спросишь ты? - лицо Дэхёна светится от восторга, - Для этого у меня есть один девайс.
Он уносится на кухню, возвращаясь оттуда с чувством нобелевского лауреата, поднимающегося на сцену за заслуженной премией. В руках у Дэхёна маленький, но очень дерзкий рыжий котенок.
- Представь, он бегает по моей квартире, делает тебе алиби двадцать четыре часа в сутки, пока ты работаешь там, где тебе нужно. Я обещаю даже с ним гулять!