KANG DANIEL | 강다니엘 | КАН ДАНИЭЛЬ
Дата рождения: 10 декабря 1992 | Ориентация: бисекс |
ИНФОРМАЦИЯ
всякая история начинается с признания, услышав его, ты, может, и поймешь меня
Страхи: войны, серьезных травм, стоматологов | Навыки и умения: профессиональные навыки (специализация – в/с), бутылки шампанского открывать умеет и делать жалостливое лицо, когда облажался |
Лет в шестнадцать Даниэль-таки решился сменить себе фамилию отца на материнскую – подростковый самонадеянный жест протеста, дабы чем-то весомым выразить свое презрительное «фе» по отношению к существу, которое никогда не было ему родителем. Некоторые особо юморные друзья советовали поменять еще имя, а то слишком неформат, но если в детстве Даниэль этим только и грезил, то потом сыграл фактор банальной привязанности. Он, в конце концов, попросту уже привык.
Даниэль пахнет хлоркой, которая въелась в его кожу намертво, и мятной жвачкой, что он надувает в пузыри, раздражая всех вокруг. Его легко заметить в толпе – глаза-улыбки, два передних кроличьих зуба, высокий рост, широченные плечи, резкие жесты и смех, густой, искренний, яркий. Даниэль сделан из парадоксов и света, присущей только детям непосредственности и ненормальной целеустремленности, из беззаботности и принципиальности – всего того, что делает его таким контрастным.
Отца он почти не помнит – тот, по рассказам матери, свалил от жены и единственного ребенка, не особо заботясь об их положении, и этого факта Дэну вполне хватало, чтобы мужчину возненавидеть. Его маме никогда не было легко, но в сына она вложилась по максимуму – любви Даниэлю хватало сполна, пускай и иногда недоставало внимания, потому что женщине приходилось много работать. Преодолевать трудности он научился именно у нее, целыми днями наблюдая за тем, как хрупкая женщина, вопреки всему, добивалась своего. Она звала сына Дэнни и с малолетства учила быть настоящим мужчиной, рассказывала о том, что нужно ничего не бояться, отвечать за свои слова, давать сдачи и защищать слабых. Даниэль очень старался, но характер оказался сильнее воспитания, и натура, неконфликтная, балабольская, легкая, победила. Стены и опоры из него не выросло: Даниэль – это и по сей день ветер, теплый, порывистый, в голове и спонтанные решения, принятые в считанные секунды, ходьба по дорогам на красный и собирание всех бездомных кошек под своим окном. Он прогуливал уроки в школе, предпочитая набивание синяков сиденью на скучной математике, и расстраивал любимую маму, потому что был золотом, а не сталью.
Ему всегда нравилось быть в центре внимания: общительный, открытый, обаятельный, Даниэлю легко удавалось найти общий язык с кем угодно, он, солнечный мальчик, нравился всем. Капелька бесстыдства и искренности – и перед ним были открыты все двери. Дэн вырос бы совсем раздолбаем, если бы однажды, еще в далеком детстве, мать не решила направить его бьющую фонтаном энергию во что-то продуктивное. Бассейн парня не особо перевоспитал, но дал цель и смысл – Даниэль узнал, что сильнее всего на свете любит побеждать.
Он отдал спорту львиную долю своей жизни: из приятного времяпрепровождения плавание быстро переросло в привычку, затем – в необходимость. Даниэлю, в быту ленивому и рассеянному, в воде не было равных в вопросах упрямых бесконечных тренировок – его хвалили, ценили, пророчили успешное будущее. Когда речь заходила о плавании, Даниэль из наивного непосредственного ребенка превращался в машину, не знающую, что такое усталость и преграды. Стержень характера вдоль хребта, в итоге, в нем вырастила не мать с нравоучениями и не ненависть к отцу, а вода.
Даниэль поражения переживает болезненно. И со злостью на самого себя разрушительной.
Он не умеет скрывать своих эмоций, да и кому это вообще нужно? В нем чувств – сорокаградусный разноцветный коктейль. Даниэль – это вырванные с петель дверцы шкафчиков в раздевалке после второго места в заплыве и букет сорванных с клумбы перед зданием полицейского участка тюльпанов. Даниэлю нужно быть спокойнее, рациональнее и мудрее, но он учится только на своих ошибках и раза, пожалуй, с пятого.
Он теряет ключи от квартиры, но навечно хранит переданные ему секреты; редко просит помощи сам и не признает своих ошибок, вспыхивает за мгновение и гаснет так же быстро. Люди часто видят его улыбку, а глаза горят разве что от азарта – свою тьму на дне Даниэль оставляет себе и никому больше. Презрение к отцу, тревога за непонятно как складывающуюся карьеру, злость на собственную не_идеальность из-за вырванных кем-то из его рук побед – все это Дэн хранит бережно и напоказ не выставляет. Видя свою якобы сестру Даниэль широко улыбается – он никогда не спросит у дочери своего отца, почему тебе, а не мне. Он пожимает ладони тем, кто финишировал первым, потому что не ты победил, а я проиграл.
Ненавидит вопросы от мало знакомых людей о том, кто из родителей, черт возьми, додумался назвать сына Даниэлем и почему он, заглядывая в бар к другу, заказывает вишневый сок, а не алкоголь. У него вечно волосы мокрые и просьбы ко всем приютить кота на несколько дней, потому что у парня сборы и выезды на базы, а животное в одиночестве в пустой квартире не оставить. Даниэль с удовольствием помогает младшим в бассейне, замечая у них проблемы, и уверен, что рано или поздно точно уйдет в тренера, потому что радоваться за других умеет ничуть не меньше, чем за себя.
Даниэлю нравится думать, что его отец – писатель, интеллектуал и элита, когда сам Дэнни есть полная ему противоположность, потому что спортсмен, балбес и простой парень, ненавидящий оставаться один. Независимый, своенравный, не знающий скуки и легкий на подъем. Даниэль ничего не боится – делает то, что первым приходит в шальную голову. Обнимает до хруста костей, лжи не прощает и светит бессовестно ярко.
ВРЕМЯ ГОВОРИТЬ О СЕБЕ
я дам знать о себе больше, чем можно подумать
KA
Чунэ скорее рассчитывала на атаку пришельцев или на второе пришествие Христа, чем на это. И дело даже не в ладонях, опустившихся на ее плечи — это ведь мог быть кто-то другой, несмотря на то, что Чунэ слыла недотрогой и за такие вещи обычно давала пизды без раздумий.— Милая, — от этого голоса мурашки по спине и сбой в системе, потому что последний раз Дживон ее трогала черт знает когда, а уж так любезничать и вовсе не могла. У Чунэ перед глазами все еще синий экран смерти, когда она чувствует до жути нежное прикосновение за ухом — там, куда доступ просто друзьям вообще закрыт.
— Ты, наверное заждалась, — Бобби в миг усаживается рядом с Чунэ, будто так положено или задумано, и время ее смерти от рук младшей отсрочивает лишь эффект неожиданности, который сковывает Чунэ по рукам и ногам, не давая наброситься на Дживон моментально.Какого блядского хуя.
Она все еще смотрит на Дживон, как на душевнобольную, когда та кладет свою ладонь ей на талию возмутительно собственническим жестом, которого до этого по отношению к Чунэ никто себе не позволял. Она закономерно ждет того, что проснется, протрезвеет или выйдет из комы, потому что происходящее нереально от и до, но Чунэ вынуждена признать, что она бодра, трезва и более-менее здорова, а то, что творит Дживон, не поддается логике.
Краем глаза Чунэ замечает попросту охуевающего Ханбина и его изумленный взгляд, адресованный Дживон. Вряд ли парень был в курсе всех сложностей во взаимоотношениях этих барышень, но, по крайней мере, он видел, что они до сего момента не контактировали вообще. А тут такие нежности. Чунэ сводит брови к переносице и поджимает губы, понимая, что спектакль затянулся, но она не успевает начать разборки, потому что Дживон достает свой козырь из рукава.
— О, Чунэ... — от собственного имени из уст Бобби девушку слегка передергивает; уж больно сахарно и льстиво прозвучало, какого хера ты удумала. Чунэ вновь безбожно тормозит и не успевает среагировать, когда вслед за ласковым обращением следует откровенная наглость — Дживон касается уголка рта Чунэ кончиком пальца, якобы стирая след от молочного коктейля жестом, полным трепетной заботы, и просит младшую впредь быть аккуратнее, напоследок коротко (едва ощутимо) целуя ее в губы.Дживон ее поцеловала. Чунэ кажется, что Ханбин сейчас захлопает в ладоши как тюлень и пойдет покупать поп-корн. У него перед глазами сейчас будет горячее зрелище.
Все дело в улыбке Бобби — в ее самодовольной нахальной улыбке, скрывающей как-то злой умысел. Дживон, наверное, стала забывать истину, переобщавшись с ангелоподобной Джинхван, и принялась считать себя плохой девочкой на контрасте со старшей. Чунэ спешит напомнить ей о том, кто здесь зло, а кто — охуел в конец.
— Какого хуя . . . — она корит себя за то, что так долго соображала, позволив Дживон так многое сразу; ее голос с каждым словом становится все громче и злее, и Чунэ отталкивает Бобби от себя уже руками. — Что ты, блять, делаешь.
Она отцепляет ее ладонь от своей талии, впиваясь в запястье девушки своими ногтями со всей злости. Это возмутительно, оскорбительно, незаконно и вообще пиздец. Когда Чунэ нужна была Дживон, то ее хер дозовешься. Когда в жизни Чунэ нет места никакой нужде и уж тем более нет места для Бобби, то вот она, блять, нарисовалась.У Дживон очень красивая ухмылка, притягательная и обескураживающая. У нее глаза горят каким-то нездоровым блеском, заставляющим Чунэ путаться в показаниях. Дживон всегда синоним тепла, но иногда границы остаются позади, и она становится просто горячей.
— Показываю, как по необходимости можно заткнуть тебя, милая.Ку Чунэ = милая. Ни один здравомыслящий человек не будет звать ее милой, потому что Чунэ какая угодно — дорогая, любимая, но точно не милая. Сейчас и вовсе — злая, раздраженная, задетая за живое и готовая выгрызть Дживон печень зубами. Зачем ей этот цирк. Ответ на этот вопрос Чунэ упрямо видит в Ханбине, иначе происходящий дурдом абсолютно лишен смысла. У Дживон не было никакого резона подкатывать к Чунэ столь откровенно, делая вид, что они (упаси господь) встречаются/близки/вместе. От комбинации этих слов у девушки снова мурашки, и Чунэ не сдается, пытаясь взять себя в руки. Игра Дживон ей не нравится, а значит, иди-ка на хуй ты и твоя милая.
Проблема в том, что некоторое время назад Чунэ бы отдала полжизни за то, чтобы Дживон обращалась с ней именно так. Быть может, даже больше. Бобби вообще замечательная, и такие несмешные розыгрыши не в ее стиле. Как будто проспорила кому-то что ли. Джинхван? Да быть такого не может.
— Я сейчас сама тебя заткну, — огрызается Чунэ, вспоминая о своей мечте про арматуру, и отодвигается от Дживон подальше, но та слабины не дает. Младшая оборачивается к Ханбину, пытаясь оправдаться хоть как-нибудь. — Я в душе не ебу, что она творит, на самом деле мы типа ненавидим друг друга если что, — а потом вновь обращается к Бобби, смиряя ее тяжелым взглядом. — У тебя есть восемь секунд, чтобы свалить отсюда без объяснений.