закрой глаза, открой рот.

даниэлю не сразу удается перестать улыбаться и выполнять команды сестры. голос ее звенит, а глаза светятся; как раньше жил без нее - не представляет. чеён непредсказуема, и, соглашаясь на предложение джисона кое-что отметить, даниэль не думал, что она будет присутствовать при этом разговоре и, уж тем более, что она будет собирать брата на какой-то неожиданно чуть ли не светский раут. по крайней мере, просьба друга одеться поприличнее, посолиднее, а не просто натянуть первые попавшиеся джинсы с мятой клетчатой рубашкой звучала из его уст впервые, а, поверьте, чего только в своей жизни юн джисон не произносил. случилось что-то важное, и даниэль, если честно, догадывался, что именно, поэтому от внимания чеён не отмахивался, а неловко, но все-таки принимал заботу сестры, перерывающую его шкаф с одеждой верх дном. итогом этих раскопок становится даниэль, запакованный в джинсы, рубашку и пиджак все, как один, черного цвета. суровенько, но глаза у чеён горят, и это вполне себе комплимент. а потом он все-таки справляется со своим лицом, перестает смеяться и чувствует на своих губах какую-то хрень, которую быстро сменяет палец розэ. ощущения странные, непонятные, но почти приятные; даниэль спрашивает зачем, глядя на тинт в руках сестры. "так надо", - хороший ответ, а еще дэнни не любит опаздывать, поэтому дальнейшие разговоры бессмысленны.

бары и прочие подобные им заведения даниэль по долгу службы не любил; ему нравилось проводить время с друзьями, но все их частенько тянуло выпить в таких местах, где он чувствовал себя при всей своей обаятельности не особо комфортно. привычка - вторая натура, а слова тренера - кое-что покруче библейских заповедей. даниэль, еще в детстве решивший, что бассейн и плавание - это не хобби и не просто времяпрепровождение, а то, чем он хотел бы заниматься всю жизнь, с юных лет следил за собой и во все тяжкие пускаться не имел права. не пить, не курить, не есть фаст фуд и все такое - правила, которым следует подчиняться всему человечеству, а не только профессиональным спортсменам, но идеализм даниэля редко кто поддерживал. друзья в баре нажирались в стельку, пока он, скучая в обществе бухих барышень, попивал чаек да отвалился не позже двух ночи домой, потому что с утра тренировка, пробежка или просто режим.

быть вечно трезвым в компании пьющих людей - сомнительное удовольствие. с твоим мнением не считаются, и ты моментально самый нудный человек на земле. любые походы в бар начинаются со всеобщих попыток склонить парня к греху - это ныне даже что-то вроде традиции.

и когда сону впервые упомянул о том, что он почти никогда не пьет, даниэль кинулся обнимать друга - вдвоем терпеть не так страшно, господи, спасибо, что ты есть. теперь они занудствовали вдвоем, но сону, что логично, получал больше негодования от лица пьющих, потому что дани и спорт - это одно, а у сону было только его мед образование и принципы. и если раньше бы даниэль трижды подумал, прежде чем соглашаться на такие предложения, как озвученное джисоном, то сейчас соглашался без промедлений. у него ведь есть сону.

с ним хоть на край света. даниэль улыбается широко, завидев у входа в здание своего, пожалуй, лучшего друга; тот щурится от солнца смешно. младший пожимает ему руку и пялится совершенно как кретин - с каждым днем все хуже и хуже. даниэлю голодной черной кошкой чувство вины скребет по сердцу - они с сону должны были стать друзьями на всю жизнь, потому что дэнни никогда и ни с кем не было так комфортно быть рядом в любой ситуации. и вместо того, чтобы схватиться за эту дружбу, привязав спасательный круг к себе навечно, даниэль с каждым шагом все ближе к тому, что все испортить.

он как никогда чувствовал себя бестолковым ребенком так сильно - только они могут видеть людей настолько ярко, чувствовать что-то настолько громко.

джисону не понадобится тамада на свадьбе, он и сам ее проведет. даниэль оказывается прав в своих догадках, спустя полчаса обмена новостями и мнениями, джисон делает многозначительное "кхе-кхе", поднимает стопарь виски и говорит, что сделал ей предложение. даниэль скалится, видя счастье в чужих глазах; она определенно сказала "да", как бы сильно хёнсоб не орал, что такая девушка может себе кого-то получше, хён. примерно на этом моменте к ним, наконец, подваливает вечно опаздывающий хёнбин, и три штрафных рюмки у него уходят за здоровье молодых. его под обе руки усаживают на место, чтобы не дай бог не размандил ничего по пути своими неконтролируемыми клешнями, пока джисон с печальным взглядом принимается махать перед лицом даниэля тарой с крепким алкоголем.

"ну разочек попробуй"
"может быть, я один раз в жизни женюсь"
"зато не будешь пить на свадьбе"
"сону, ты тоже мне не друг больше"
"дэнни ну пожалуйста ну умоляю"
и все в таком духе.

даниэль совершает ошибку, но ее причиной становится чье-то семейное счастье, поэтому за ошибку согласие хлебнуть чего-нибудь не считается. хёнсоб любезно мешает ему виски с колой, и за тем, как образцовый зожник впервые в жизни пробует крепкий алкоголь, все наблюдают затаив дыхание. даниэль успевает метнуть взгляд в сторону сону, сидящего рядом - ищет одобрения и почти его находит. по крайней мере, старший не осуждает и не закатывает глаза, он тоже наблюдает за тем, как даниэль морщится, улыбается снова и ругается на хёнсоба за неправильные пропорции: "ты что, один к одному намешал?"

мелкий демон в ответ только засмеялся, но разбивший бокал хёнбин чудесно вернул атмосфере правильное русло. даниэль, принюхавшись снова, решил, что не все так плохо. ливануть немного больше колы, и все будет нормально. свадьба джисона действительно весомый повод, и никакие слова про то, что когда мальчик впервые напивается аж в двадцать четыре года, то это совсем клинический случай, его ничуть не задевают. даниэль и напиваться не планировал изначально, его целью было проявить уважение к счастью близкого друга, но биография спортсмена делала свое черное дело: алкоголь в себе дани почувствовал едва ли ни с первого глотка.

а наиболее критично - когда сону в общем шуме, пытаясь сказать что-то лично даниэлю, наклонялся к нему, говоря прямо на ухо, и это странным образом отдавалось во всем расслабленном теле, забивая голову темами, не имеющими отношения к разговорам за столом. и это чувство было комфортным и теплым до такой степени, что ни языка заплетающегося, ни растерянных движений за собой парень не замечал от слова совсем.

- даниэлю больше не наливать, - хихикает уджин, но только сам пловец слышит в этом лишь шутку. всем остальным, кажется, и без него уже понятно, что зожник отъедет с концами, если сейчас же не остановить.

даниэлю уходить совсем не хочется; время, судя по часам, еще совсем детское, но уджин встревоженный, и даже джисон подключает режим ворчливой тетки, хотя, собственно говоря, сам все и начал. сону вызывается спровадить подвыпившего парня домой, потому что самостоятельно отказываться от бокалов даниэль уже не хочет и не может, и в заботе старшего нет ничего криминального и необычного, они привыкли выручать друг друга давно. но от того, что наедине с ним останется не кто-либо еще, а именно сону, дани прощается с торжественной вечеринкой едва ли не с радостью. неясное чувство, заставляющее его двигаться решительнее и улыбаться шире прежнего, он списывает на чудесное воздействие алкоголя на неокрепшие умы. у даниэля язык развязан и пара пуговиц на груди расстегнуты; жарко, волнительно и почти комфортно. пускай его немного ведет, но зато дышится легче.

правда, распрощавшись со всеми, дэнни начинает пугать вероятность, приближающаяся к стопроцентной, спиздануть при сону какую-нибудь хуйню, потому что для один на один смелости все равно маловато. старший и без того привлекательный до стыдных сопливых признаний, повторяемых даниэлем в своей голове, но сейчас по-особенному близкий. и эта тяга ощущается как никогда остро - так, что руки сами к сону тянутся, и взгляд, пусть и бегает по сторонам, но финиширует неизменно на чужом лице. даниэль уверен, что выглядит глупо.

он замечает у входа одну симпатичную девушку, не видя рядом с ней никаких парней, а подруги почти не проблема, и улыбается, здоровается, смеется, пытаясь игнорировать тремор в ладонях. это все выглядит как наглый, наивный флирт, и барышня очарована, смущена и напугана; сону уводит даниэля от нее, пока тот делает неутешительный вывод о том, что дело не в полупьяном мозге, а в сону собственной персоной, потому что девушка, красивая такая, не вызывает у него и одной десятой всего того желания обладать, что вызывает парень, ведущий его по ярким шумным улицам.

у него тут дом совсем рядом, центр города кипит и светится сотней огней, грохочет сиренами, музыкой, чужим смехом и всем остальным - тем, что даниэль не слышит в силу своей концентрации на том, как пальцы сону вжимаются в его бок. он сам несет какую-то чушь, потому что боится тишины между ними, а старший слишком спокойный внешне и почти серьезный. дани болтает, говоря все то, что приходит в шальную голову, кроме одного - самого важного. мысли о том, чем сону руководствуется, прижимая его к себе ближе, когда шум остается все дальше и дальше, он оставляет при себе. но не сомневается ничуть, подчиняясь чему-то похожему на инстинкт. к сону хочется быть ближе. даниэль кусает губы, надеясь, что в полумраке теплых аллей этого не заметно. утешает себя списанием безумия в своем сознании на легкое опьянение, а не на чувства, от внимания и взглядов сону цветущих под сердцем кровяными пышными пионами. на дворе весна, и даже даниэлю хочется немного тепла - да, именно так и ничего больше. нетнетнет.

даниэль доходит до дома с созревшей окончательно мыслью, что все это неслучайно, закономерно, из раза в раза и где-то на новом уровне. сону касается его так не впервые, и сам он думает об этом всем, пожалуй, в миллионный раз. их же тянет друг к другу - даниэль умоляет свою голову принять эту мысль за факт, а странный азарт в крови - что-нибудь предпринять. он прислоняется к подъездной двери, пока перебирает ключи в руках (а вдруг сону не будет провожать его до квартиры), чешет глаз и смотрит в асфальт под ногами: "поднимешься?"

получается как-то неуверенно, но скорый на придумывание всяких отмазок мозг быстро генерирует самую дурацкую причину на свете. даниэль тянет губы в улыбке: "они давно тебя не видели".

он может сомневаться в чем угодно: в самом себе, в симпатии сону в свой адрес, в существовании силы, магнитящей их друг к другу, но только не в обаянии своих кошек. старший усмехается как-то странно, и дверь за их спинами захлопывается. даниэль спотыкается об первую же ступеньку, но руки у сону все еще крепкие и рядом. он держит сильнее, касается обеими ладонями, выбивая из груди даниэля неловкий смех. а в лифте вообще жарко. дэнни уже не пытается ничего скрывать, пялится на сону в открытую, во взгляде пристальном как в болоте зависая. знать не хочет, как выглядят собственные глаза прямо сейчас, потому что сил никаких притворяться нет. там, наверное, все и так написано. даниэль, честно говоря, даже затыкается, и секунды в тесном пространстве проходят медленно и в тишине - в напряжении, ощутимом почти руками. словно где-то тикает рядом таймер, отсчитывающий мгновения до взрыва.

лицо у сону почти непроницаемое, взгляд пристальный, дыхание ровное; даниэль уверен, что выглядит иначе, потому что кровь по венам носится с бешеной скоростью, а мысли дурные бьются о черепную коробку как загнанные в угол звери. это раздевание глазами взаимно – он все еще пробует эту идею на вкус, пока она обретает все больше и больше реального веса. у сону в глазах то ли предложение сыграть в какую-то игру, то ли выброшенный белый флаг, потому что уже сдался.
даниэль пожимает плечами в ответ на его вопрос. он, правда, совсем не знает – сравнить не с чем, да и попросту голова не варит. за спиной стенка лифта как последний якорь, позволяющий схватиться за действительность. сону говорит: «узнаем».

его рука затем у даниэля на шее, горячей, почти влажной, тянет на себя вперед, и младшего ведет, он к чужим губам тянется, почти закрывая глаза. сону целует с мягкостью и настойчивостью, оставляя чувственность, но забирая любые «но» и не оставляя выбора, который дани к черту не сдался. тот воздухом давится, впуская язык в свой рот, губы сону сминая своими, словно в попытке доказать, кому здесь хочется больше. даниэль на своей коже его руки чувствует, мстит за это мокрыми губами на чужом языке; в кабинке сразу все плюс сорок, и неважно куда уже ехать. он свои ладони сону на талию кладет и грудью теснее жмется. в горло слова важные комом собираются.

лифт тормозит для даниэля неожиданно и резко, глаза приходится раскрыть и посмотреть сону в лицо – там безумие сущее и огни в черной темноте. ключи из кармана достаются и едва не роняются. даниэль старшего отпускает, проходя вперед, к двери; паника заставляет почти дрожать – а что дальше-то, как быть. почему этот лифт не мог застрять, тогда бы все получили то, чего хотели.

друг друга.

волнение в глотке застревает, дэнни растерян почти: сону имеет право сделать вид, что ничего не было, до кровати его проводить и уйти восвояси, забив на желание даниэля его в этой самой кровати иметь. дверь открывается легко, мрак в квартире греет глаза. от алкоголя обычно дерзеют и перестают думать, а у даниэля хаос кромешный в голове, будто все краски мира вылили ему на несведущую башку.

он щелкает выключателем, слыша как сзади сону дверь за собой закрывает, но под ноги сразу же кошка бросается, соскучилась что ли. даниэль к ней наклоняется, успевая лишь ботинки скинуть в прихожей, и пытается по привычке взять ее на руки, но та наглеет, вырывается моментально, царапая ему руки. парень усмехается ей вслед, выпрямляется, радуется, что на мгновение подумал о чем-то кроме сону. внешняя сторона ладони в тонкой длинной царапине, даниэль привычным жестом, как делал сотни раз в жизни, скользит по ней влажным языком, потому что немного болит, вон даже кровь выступила. губами, которые еще от сону горят, своей кожи касается, взгляд на него переводя. там усмешка, почему он опять смеется. сону в метре от него стоит, тянет руку вперед, беря даниэля за ладонь почти бережно, убирая ее от его рта, и на себя снова – никаких шансов. в губы целует нежнее, неторопливо, и трогать хочется больше – даниэль свободной рукой за его спину хватается и к стене ближайшей толкает. сону в западне, потому что дэнни с места теперь не сдвинуть, он только лишь поцелуй разрывает – слюна на губах у старшего так блестит, что даниэль отдельно нижнюю своими почти что кусает.

если в нем что-то звериное и есть, то сейчас оно способно только скулить. он жмется к чужому телу теснее, глаза вниз отводит, носом в щеку тычется – туда, где у сону родинки на светлой коже.

шепотом нервным: «ты мне очень».

как будто и так не понятно – «нравишься».

даниэль сону куда-то под линию челюсти целует, мокрые следы до самой шеи доводя, и все еще бормочет себе свои «очень» и «так сильно».

впивается губами в артерии бьющиеся, а носом в изгиб утыкается, потому что спрятаться хочется – от собственной беззащитности перед сону почти стыдно. и жарко.
«так нравишься».

в ушах гудит нестерпимо, под пальцами ткани еще не пламенеют? даниэль не помнит, чтобы хотел кого-то так сильно, чтобы совсем не оторваться, будто если губы с чужой кожи убрать, то все – дальше смерть. ответов знать не хочется совсем, пускай и целовал сону искренне – все равно страшно.

быть искренним трудно, и обнаженные мысли, ранее томящиеся где-то внутри, опаснее голой кожи. сону раздевает аккуратно, даниэль читает в этом боязнь спугнуть, и взгляд его мечется по теням и изгибам со взаимным страхом посмотреть в глаза. все иначе: он был перед сону раздетым десятки раз, и у него напрочь вырезано с корнями всякое смущение и стыд, но трепет, волнительный предвкушающий трепет заставляет даниэля чувствовать себя уязвимым. откуда у сону столько власти; рубашка с тихим шорохом падает на пол.

он гладит, трогает так, что даниэль поражается собственной чувствительности, словно нервные окончания не под, а над кожей, и все они один единственный сигнал в плохо работающий мозг отправляют - хочу. чужие ладони на собственном прессе - дани напрягается, дышит рвано, но тихо. и палец на своих губах все возбуждение возводит в квадрат одним махом: даниэль боязливо трогает его кончиком языка, думая лишь о том, что хочет сильнее - чтобы губы его сминали с неистовой силой, поэтому целует сону снова. показывая как надо.

сону пахнет желанием и собою - тем запахом, который свойственен только тебе, который можно попробовать только вылизав твою шею. даниэль его настолько остро ощущает впервые, но уже безбожно мало, и хватается за воротник, перебирая мелкие пуговицы непослушными пальцами, потому что голой кожи хочется больше. с рубашкой они справляются в четыре руки - даниэль в восторге. он никогда не был так близко, никогда не желал так сильно - и это, кажется, чертовски взаимно. стоит провести ладонью от груди и вниз, по животу и к пряжке ремня, коснуться стоящего члена сону через слои ткани, как свое возбуждение принимается медленно сводить с ума. мы либо займемся сексом, либо умрем прямо тут.

даниэль осторожно хватается за чужой ремень, расстегивает; он весь - борьба решимости с остатками здравого смысла. сону на мгновение останавливает его тем, что касается лица своей рукой. дани ждет ответа - да, нет, продолжай или прекрати. что ты хочешь, как это вообще делается. младшему сперва кажется, что сону смотрит ему в глаза, но, спустя мгновение, понимает - тот смотрит ему на губы, которые целовал секунды назад. смотрит пьяным затуманенным взглядом, восстанавливая дыхание словно под гипнозом. даниэлю не понять - он себя уже давно не сдерживает. расстегивает на сону брюки, слегка стягивает белье и попутно опускается на колени.

отсутствие опыта он планирует компенсировать желанием постараться, и в любой другой ситуации даниэль, наверняка, начал бы искать хоть какие-то причинно-следственные связи, но теперь у него есть только инстинкты. и чужой член прямо перед лицом. даниэль держит ладони на бедрах сону, сперва несмело касается губами краснеющей головки, пробуя как оно вообще, вспоминая, как когда-либо сосали ему самому. сону будто вовсе не дышит, замирает, не двигается; дани отчасти за это благодарен. думает, что языком будет проще, поэтому облизывает ствол, щедро оставляя мокрые следы своей слюны, и набирается азарта постепенно, чтобы затем горячую плоть обхватить губами без всякой робости, двигаться ими медленно и с наслаждением, потому что быть удовольствием для кого-то оказывается на редкость приятно. даниэль не умеет, поэтому не торопится, а рука сону в волосах все еще ласковая. он снова принимается вылизывать головку члена и под уздечкой, горячими губами целуя нежную мокрую кожу. пальцы старшего сжимают сильнее, даниэль усмехается и ведет головой в сторону, мол, не мешай, я тут главный. неспеша заглатывает целиком, думая, что все, это максимум, глубже у него не получится, но пара движений губами по члену, и рот расслабляется, вбирает больше, даниэлю дышать трудно, он пытается не подавиться и ловит какой-то сомнительный кайф от заполненности собственного горла.