С мелкими ему нравилось. Они были другие – наивные, искренние, не верящие в себя, но наслаждающиеся тем, чем занимаются, полные амбиций, желаний и каких-то мечт, то простых до одури, то несбыточных как из жанра фантастики. Даже если их уже потрепала нелегкая соревновательная жизнь, становиться жестче и грубее молодежь из бассейна начинала только к годам старшей школы, когда на них наваливалось все и сразу – Даниэль и сам с мурашками по спине вспоминал этот ад. Без аттестата в этой стране ты так себе член общества; в итоге они, вымученные подготовками к экзаменами, не спавшие от зубрежки бесполезного материала, начинали утренние тренировки с мольбы о том, чтобы уйти ко дну и не всплывать до каникул. Даниэлю таких было жалко – из них связать свою жизнь со спортом окончательно и бесповоротно сможет лишь парочка, а то и вовсе ни один. Часть вообще будет думать, что бездарно потратила лучшие годы своей жизни, созданные для тусовок с друзьями и прочих радостей грешного отрочества, на выматывающие заплывы. Дух и тело, конечно, укрепляются, но нервная система может начать давать сбои.

То ли дело пацаны помладше – вечно срывающие занятия, получающие от тренеров пиздюлей, не соблюдающие ни режимов, ни диет, конкурирующие друг с другом без зависти и злости, а лишь на банальном азарте. У Даниэля своих дел обычно хватало, и после тренировок единственным желанием стабильно было свалить из спорткомплекса поскорее, потому что как бы сильно ты не любил свое дело, надоедает и заебывает со временем все, что угодно, а воде Даниэль отдал две трети жизни. Но, видя в раздевалках галдящую мелочь, слыша их вечно спорящие о чем-то голоса, Дэнни иногда не мог удержаться, чтобы не потешить свое самолюбие восторженными мальчишескими взглядами, устремленными на себя любимого. Но, помимо легкого нарциссизма, у Даниэля был и вполне искренний интерес к тому, как у подрастающего поколения идут дела и есть ли у кого-нибудь из этой водоплавающей шпаны шансы стать профессиональным спортсменом, ну или хотя бы нормальным человеком. Мелкие «Дэн-хёна», простого и открытого в общении с ними, чаще всего взаимно любили; он лез с советами не навязчиво, а смешно, и никогда им не врал. Все, что растет, неизменно тянется к солнцу.

Впрочем, групп было навалом, и дифференцировались они по своим способностям; в некоторых, например, вообще не было никаких амбиций, и за рекордами там никто не гнался – так, просто занимался в свое удовольствие, здоровья или чего-либо еще ради. Такие точно бросят, как только им надоест, и смысла к ним лезть Даниэль не видел. С одним лишь только исключением.

В один прекрасный день он просто слышит чужие разговоры о том, что «он чуть не умер», и бестактно уточняет: «Кто?»

За пару месяцев Даниэль успевает подружиться с Уджином так, как ни с кем другим из числа местных малолеток. Мальчик в бассейн ходит только потому, что его заставляет мать, вбившая себе в голову, что плавание – лучшее лекарство от какой-то там астмы. Уджин (ему лишь четырнадцать) рассказывает, что особых успехов в лечении пока что не заметил, да и хреновое здоровье сильно отдаляет его от других сверстников: результатов у него особо нет, характер спокойный, а натура робкая – вот и приходится с занятий идти до метро в одиночестве, а в раздевалке угловой шкафчик занимать.

У Даниэля сердце щемило в принципе от одного лишь несчастного вида задыхающегося Уджина, а от таких историй и вовсе доселе незнакомое чувство в здоровенном лбе родилось – желание эту малолетку защищать и тискать, чтобы улыбался и не забивал свою голову ерундой. От того, что Дэн общался с ним на глазах у всех, остальные на Уджина косо посматривали, но возникать не смели – Даниэль, в конце концов, был у школьников авторитетом (раз у более высокоразвитых существ не получалось).

Коллеги из команды над Даниэлем периодически угарали за то, что он, добившийся и успешный, выбрал себе самое безнадежное протеже на планете, на что тот отвечал, что единственная цель Уджина в воде – это не утопиться, так что ни о какой спортивной помощи и речи не шло. У Даниэля, конечно, было куча всего, что ему хотелось рассказать с профессиональной точки зрения, но все короткие разговоры с Уджином сводились к повседневщине и не имели никакого отношения к плаванию, которое мальчику было в тягость. У Дэнни, если честно, даже начали появляться идеи поговорить с его безумной мамашей, дабы та прекратила ссылать ребенка туда, где каждое занятие могло обернуться непоправимым.

Но до определенного момента Даниэлю, точнее Уджину, везло – а потом чутье (или материнский инстинкт) сделало свое дело.

Даниэль в бассейне один и никого не трогает – у него расписание своеобразное и почти индивидуальное. Но вылезти из воды, завидев кучу школоты, приходится – с ними даже через три дорожки не поплаваешь, достают галдежом, да еще и сами на тебя отвлекаются. Даниэль лишь здоровается со всеми и персонально – с Уджином, потрепав его по волосам, за что в ответ получает тычок в живот. Тренер мелких даже подойти еще не успевает, а те уже бесоебят в воде, пока Уджин спускается последним под бдительным взглядом замеревшего в дверях Даниэля.

Это было чем-то вроде предчувствия. Потому что потом пришлось действовать исключительно на рефлексах.

Нырять и задыхаться одновременно – плохая идея, но у ребенка явно не было выбора. Даниэль слышит странные звуки и чужие испуганные голоса, а видит только бульканье и отчаянное барахтанье, моментально понимая, кому оно принадлежит. Парню это не стоит ничего – прыгнуть в воду, подхватить тощее тельце, подняв на поверхность. Уджин вопит на все голоса и умудряется кашлять одновременно – перепугался до смерти, сердце выпрыгивает из груди, дыхание не успокаивается. Даниэль ловит себя на вполне ясной мысли, что усмирять приступы астмы или чего-то там не умеет от слова совсем. Ингалятор, искусственное дыхание, открытый массаж сердца?

О Господи, проще нахрен вызвать скорую.

Впрочем, вылезая из воды с орущим и чуть было не утонувшим Уджином на руках, Даниэль вспоминает и то, что в пятидесяти метрах по коридору от душевых стоит местный медпункт, и лучше бы он стоял не просто так. Дэн самолично там ни разу не был, так что на лекарей оставалось лишь молиться.

Даниэль мокрый с ног до головы, босиком и в панике; открывает дверь в кабинет плечом и укладывает задыхающегося мальчика на ближайшую кушетку, сбивчиво объясняя: «Астма или что там у него, я хз, из воды вытащил и всё».
Оглядывается по сторонам, замечая вместо солидных врачей какого-то лишь удивленного парня, и сжимает ладошку Уджина, зовущего в слезах почему-то свою проклятую мамку, в своей руке. «Ну сделай что-нибудь уже!»

Львиная доля страха покидает Даниэля, когда парень перед ним, вопреки ожидаемому, не принимается вопить во все голоса не хуже самого Уджина, а молча и вполне сдержанно с виду хватается за телефон, набирая простой номер скорой. И, ломая предположения Даниэля во второй раз, после этого он не считает, что его гражданский долг на этом выполнен, а кидается к мальчику, пытаясь привести его в норму, как будто действительно на это способен. Он спрашивает у Уджина про ингалятор спокойно, что Даниэля даже смущает, аллё, как насчет немного волнения за жизнь пацана, а? Он даже не замечает ответа от мелкого, будучи слишком занятым охреневающим созерцанием новоявленного спасателя.

Ладно, мысль о том, что этот парень не более чем просто прохожий, заглянувший в кабинет в поисках доктора, покидает Даниэля довольно быстро. Вид у … практиканта? Помощника? Неважно, вид у него шарящий, и пловец отрекается от идеи, что чужие кривые руки могут что-либо сделать только хуже.

– Ты знаешь, где находится его шкафчик? – внезапно настолько, что Даниэль грузится, загипнотизированный сосредоточенным (грозным) взглядом. Его еще, кажется, куда-то посылают с важной миссией, но Дэн только крепче сжимает дрожащие пальцы Уджина в своей ладони, понимая, что не может мальчишку отпустить – иррациональный и совершенно неосознанный страх. Даниэль, конечно, не идиот: ингалятор – это важно и нужно, но внутренний голос, инстинкты и черт еще знает что твердят в унисон, что оставлять нельзя, что нужно быть рядом, что ты должен и обязан. Ты в ответе.

– Быстро.

Черт. Даниэль оборачивается к Уджину, в глазах у того слезы, и голос у пловца от этого слегка дергается, когда приходится нехотя отпустить маленькую ладонь, со всей возможной храбростью сказав: «Потерпи одну секунду, я вернусь».

Дэнни успевает напоследок метнуть нервный взгляд на новоявленного лекаря с мысленным обещанием придушить, если что-то вдруг пойдет не так за то мгновение, что его не будет рядом.

В коридорах здания Даниэль уже мог ориентироваться вслепую, зная каждый уголок, поэтому скорости у него отбавляет только лишь собственное замешательство из-за паники. Он не чувствует ни холода, ни неловкости, забывая о том, как выглядит, да и в помещениях, как назло или к счастью, никого. В раздевалке Даниэль кидается к крайнему шкафчику, которому Уджин не изменил даже после восстановления репутации в глазах сверстников. Приходится, правда, перерыть чужой рюкзак, но на дне, под учебниками и пустой коробкой для завтрака, Даниэлю все-таки удается найти нечто, с виду напоминающее ингалятор. Он их вживую, конечно, видел только в дорамах, но ошибки исключались априори. Даниэля еще все же пробивает мурашками вдоль позвоночника, и он тратит лишние десять секунд на то, чтобы обернуться, хлопнуть другой дверцей, схватить свои джинсы и вылететь из раздевалок обратно.

Даниэль уверен, что процесс целиком занял у него от силы пару минут – здание все-таки немаленькое, а он умудряется дважды чуть не наебнуться, ловко поскользнувшись, однако за столь маленькое время ничего страшного не могло случиться, не здесь, не сегодня и не с Уджином. Оставлять его с незнакомым и все-таки хрен пойми откуда взявшимся человеком – это опрометчиво, но Даниэль убеждает себя, что доверился и доверил чужую жизнь правильному человеку. Он послушался его приказа, потому что в уверенности не увидел лжи. Не стал бы Даниэль оставлять Уджина с человеком, в голосе которого хоть на мгновение промелькнула бы фальшь.

Вышибать двери плечом получается уже почти профессионально. Дэн первым делом находит взглядом мелкого – тот жив, но, естественно, не здоров. Даниэль решает особо не церемониться, поэтому ингалятор в руки парня прилетает точным трехочковым броском, и неважно, что из присутствующих баскетболистов целый ноль. Тот помогает Уджину восстановить дыхание, пока Даниэль вновь хватается за тощее запястье, завороженно слушая то, как сбито, болезненно, тяжело и через силу пацан дышит.

Секунды тянутся, вдохи у Уджина становятся стабильнее и тише. Мелкий все еще дрожит, но в глазах, помимо слез, проблескивает осознание реальности. Даниэль бросает взгляд на своего коллегу по спасению – тот тоже будто задержал дыхание, пускай и лицо старательно сохранял спокойным. Ага, притворяешься, сам-то небось тоже чуть не помер. Уджин нервно сглатывает и поднимает на старших глаза – Даниэль роняет из рук свои заботливо прихваченные джинсы и душит мальчика в крепких объятиях. Оба мокрые, поэтому на все плевать, и холодные пальцы Уджина отчаянно хватаются за широкие плечи. «Как же ты меня напугал», – с волнением и счастьем одновременно, и облегченный мат у Даниэля не вырывается только по чистой случайности.

Даниэль, без лишней скромности и откровенно говоря, считал себя вполне смелым парнем: по крайней мере, он никогда не пасовал перед трудностями, всегда мог постоять за себя, а уж всякая мелочь вроде пауков и змей вызывала у него только приступы любви к телеканалу энимал пленет. Он пытается вспомнить, когда был испуган сильнее, чем парой мгновений назад – не получается. Волнение перед заплывами, страх перед экзаменами – это все такой пустяк по сравнению с чужой жизнью. Хотя куда уже чужой – Даниэль трепет мальчишку по волосам, родного и драгоценного. У него никогда не было младшего брата, да и с сестрой почти обломилось. Она появилась в его жизни слишком поздно, когда уже не требовала ни заботы, ни защиты, когда была взрослой личностью, не нуждающейся в каком-то там брате, свалившимся из неоткуда по папиной прихоти.

Он отпускает Уджина, у того на лица усталая, но искренняя улыбка. Парень рядом занудно выкает, отчитывая Даниэля за спешность и неразумность, и спасибо, что не требует ответа. Дэнни себе оправданий не ищет – обошлось и ладно. Мелкий тоже внимательно слушает чужие нотации, кивает сдержанно, и Даниэль видит в этом вернувшееся к мальчику стеснение. К такому вниманию к своей скромной персоне Уджин явно не привык, и если с Даниэлем все понятно, то волнение со стороны незнакомого человека, наверняка, заставляет его себя невольно корить.

Даниэль тоже кивает, молчаливо подтверждая, что да, отведу. И мамаше твоей все выскажу, и в магаз, если хочешь, зайду. Когда в кабинет запоздало приходит врач скорой, Даниэль никуда не лезет, предоставляет право адекватного объяснения происходящего своему коллеге по спасению Уджина и отвлекается на минуту ради того, чтобы натянуть, наконец-то, джинсы, а то совсем уже холодно и неприлично. В бассейне, конечно, среди профессиональных пловцов такого понятия как «стеснение» нет, но в помещении оказывается все больше левых людей, и Дэну одетым все ж комфортнее.

И на «ты» общаться тоже куда комфортнее. Мелкому вкалывают успокоительного, насколько Даниэлю хватает фармацевтических знаний, и разговор с парнем, у которого этих знаний явно побольше, выходит тихим и в стороне.

– Да со мной-то что будет? – поднимает он удивленный взгляд, складывая руки на груди. Босиком стоять все еще такое себе удовольствие. Даниэль отмахивается от чужой вежливости, давая понять, что ему более чем норм, и лучше вернуться к Уджину. Его легкий стресс рядом не стоял с тем, что пережил мелкий.

Правда, атмосфера накаляется, когда в кабинет вваливается еще один сомнительный мужчина – что ж, на нем хотя бы халат белый, и Дэнни делает вывод, что это непосредственный хозяин помещения. Тот принимается вертеться вокруг своего младшего коллеги, напрочь игнорируя Уджина и Даниэля, а потом и вовсе упрашивает врача неотложки выйти вон, чтобы поговорить с глазу на глаз. Пловец, когда они уходят, почесывая затылок, поясняет: «Тут вам всем конец за нарушение техники безопасности. Тренера не было в бассейне, когда ты – тыкает пальцем в Уджина – полез в воду, а врача тоже не было на месте, вместо него – и тычет теперь в парня – ты».

Обвинять кого-либо в халатности Даниэлю не позволяла совесть, раз уж все кончилось хорошо, к чему теперь махать кулаками? С другой стороны, представлять, что могло бы случиться, ни окажись он рядом, Даниэлю категорически не хотелось. Тут и в суд можно подать, если честно, но родному дому он подобных тяжб не желал. Лучше бы врач уладил этот щекотливый вопрос самостоятельно.
– Все должно быть нормально, – хмыкает он, а затем, спустя паузу, обращаясь к незнакомцу, – А что ты, вообще говоря, тут делаешь?

Даниэлю кажется, что он чего-то не расслышал достаточно хорошо, но переспрашивать чужую фамилию – это до жути неловко, особенно когда ты стоишь перед ее носителем в одних штанах. Впрочем, имени тоже хватает: Сону якобы будущий лекарь, а медпункте подрабатывает, потому что его главный владелец наглеет и стареет. Оказывает, даже не первый день, но Даниэль оправдывается, говоря, что в последний раз в медпункте бассейна был лет в четырнадцать. И Сону выглядит куда более дружелюбным, когда никого не отчитывает.

Даниэль, ловя на себе внимательный взгляд, смекает, что его очередь представляться и уже было протягивает ладонь для рукопожатия, но внезапно пободревший Уджин врывается с забавным смешком: «Да ладно, хён, тебя и так все знают».
На лице Сону Дэн улавливает легкое замешательство, но уровень самооценки у пловца не настолько завышен, чтобы оскорбляться. В конце концов, здесь полно народу, занимающихся своей работой вполне успешно и без интереса к профессиональному спорту. Даниэль лыбится Уджину в ответ, блин, малой, не пали контору, и все еще улыбается, когда выдает Сону свое имя, приправленное милым «было приятно познакомиться».