У Чоа были все атрибуты счастливого детства, включая полноценную и вполне себе приличную семью с доброжелательной атмосферой между каждым ее членом, но за удовольствия приходится платить, и она, как старший и самый ценный ребенок, с малолетства платила сполна. Отец-полицейский - это вам не шутки; это строжайшая дисциплина, ежовые руковицы и возложенная на хрупкие плечи ответственность быть достойной своего родителя, ибо даже за честь дочери бравый коп не переживал так, как за свою. Хвалиться умницей-дочкой он любил по случаю и без, хотя поводы, в общем-то, были. Чоа с детства была загнана в жесткий распорядок дня, как все эти девочки из хороших семей, родители которых считают, что единственный шанс огородить ребенка от дурного влияния - это вообще не оставить ему свободного времени. Балетный класс, занятия по фортепиано, все элективы и дополнительные уроки после школы - обычно дети, знакомые со всем этим, потом срываются и пускаются во все тяжкие, давая, наконец-то, своему собственному "я" право выбора. Но Чоа свою жизнь не ненавидела, никогда и нисколько. Здесь же стоило сказать спасибо ее матери, которая, в первую очередь, прививала ей мысль о том, что истинная леди должна обладать рядом особенных качеств, достичь которых помогут все эти бесконечные часы, проводимые Чоа либо сидя за учебниками, либо стоя на пуантах. Хороших манер и благородных помыслов Чоа действительно было не занимать, а правила столового этикета она выучила раньше, чем таблицу умножения. Хорошие оценки и лестные отзывы учителей были просто приятным бонусом к образу, который с годами стал для Чоа чем-то вроде стиля жизни. Давление со стороны отца не ослабло, даже когда в семьи появились второй и третий ребенок - младшие братья с разницей в десять лет от своей старшей сестры, о более суровом наказании за грехи в прошлой жизни Чоа и мечтать не могла. Однако, и их она так и не смогла возненавидеть, несмотря на количество выпитой ими крови из и без того бледной девушки. Конечно, ей порою совсем не нравилось то, что ей приказывали делать, но обычно это оправдывалось ленью или желанием заниматься чем-либо другим, а так доброта Чоа никогда не была наигранной. Очень трудно притворяться воспитанной - гораздо проще ею просто быть.
У нее никогда не было никаких секретов - ни затаенной на какую-нибудь подружку злобы, ни тайных вылазок из дома на свидания, ни спрятанных во внутреннем кармане сумки сигарет. Чоа впервые поцеловалась, когда училась в старшей школе, и думала тогда, что именно он - любовь всей ее жизни. Они даже разошлись без скандалов и разочарований, просто остыли друг к другу и слегка поднадоели, но редко кто признается в этом, решая продолжать напрягающие обоих отношения. Чоа вообще не могла похвастаться большим послужным списком, уж больно серьезно подходила ко всем этим вопросам, касающихся парней, потому что из раза в раз вспоминала нравоучения и морали отца. Отношения у нее были только серьезные, вот только это мало кому нужно, поэтому и было их всего ничего.
Именно благодаря младшим братьям Чоа к концу школу пришла к выбору своей будущей профессии, который дался ей на удивление легко. Она, безусловно, была достаточно образована и начитана, чтобы считаться девушкой с мозгами, но вот ума житейского и банальной мудрости Чоа явно не хватало, поэтому вместо какого-нибудь именитого университета в Сеуле, она поступила в педагогический с твердым намерением нести в массы доброе и светлое. Главной проблемой Чоа была и есть ее граничащая с абсурдом наивность. Она, конечно, давно не верила в Санту, но в свои двадцать шесть она продолжает верить в любовь и добрых людей; в то, что где-то здесь действуют законы справедливости, и в то, что все плохие парни получат по заслугам, а хорошие девочки - по принцу на белом коне.
Она за два года работы в старшей школе пока что не успела разочароваться в ней и искренне верит, что оказалась на том месте, что было ей предназначено какими-то высшими силами. Ей нравится общество детей, окружающих ее большую часть дня, и Чоа крайне демократична, когда речь идет об общении с подрастающим поколением: она не чувствует себя шибко взрослой на их фоне. Чоа оставляет школьников после уроков не только за их косяки и проступки, но и без труда может устроить тет-а-тет, если какая-нибудь девочка всю пару грустно смотрела в окно, тяжело вздыхая – это ведь явный признак того, что у нее что-то не так. Чоа, конечно, может быть излишне навязчивой и любопытной, но это лишь из лучших побуждений и только от искреннего желания узнавать своих подопечных получше и помогать им по мере возможностей. Чоа по себе знает, какую ни с чем не сравнимую пользу может порою принести шанс выговориться и как важно бывает иногда просто выслушать. Дистанция между Чоа и коллегами гораздо больше, чем между нею и учениками - дамы бальзаковского возраста из числа педагогического состава обычно не воспринимают молодую коллегу всерьез. Зато для старшеклассников она почти что своя в доску и искренне понимает все их переживания и мысли, потому что сама еще не утратила способности воспринимать все близко к сердцу и забивать себе голову нежеланными мыслями. Чоа за пределам школы ведет себя как шестнадцатилетняя, в классе - максимум на двадцать, и уж никак ни на свой возраст, медленно, но верно приближающийся к тридцатнику. Она всегда искренне смущается и возмущается изо всех сил, когда какой-нибудь озабоченный подросток пытается нелепо подкатить, и профессионально игнорирует томные вздохи с последней парты, если замечает на себе влюбленный мальчишеский взгляд. Ей комфортно быть одной, да и времени на то, чтобы страдать, особо нет. Когда она замечает, что пришло время снять стресс, то выпить с подругами - лучший для этого способ. Куда опаснее проведенные Чоа вечера наедине с кошкой в полной тишине и с холодильником, забитым бутылками соджу. Знал бы об этом папаша - точно бы запретил жить одной. Впрочем, других косяков и проступков за собою Чоа по-прежнему не наблюдала.
все, радиоэктив
Сообщений 1 страница 5 из 5
Поделиться12016-05-16 01:51:27
Поделиться22016-05-16 01:52:36
JUNG DAEHYUN // ЧОН ДЭХЁН
всем упрощенки за счет заведения
Привет, меня зовут Чон Дэхён. Я родился в замечательном городе Пусан и прожил там всю жизнь. Кстати, 28 июня я задул 24 свечи, ведь именно столько мне исполнилось. Сейчас я зарабатываю, будучи фотографом-криминалистом в департаменте полиции, и полностью доволен. Если тебе интересно, то зимние вечера я предпочитаю проводить в приятной компании.
ВСЕЛЕННАЯ ТВОЕЙ ДУШИ
МЫ В ПУСАНЕ ЛЮБОПЫТНЫЕ И ХОТИМ ЗНАТЬ БУКВАЛЬНО ВСЁ. ДАВАЙ ЖЕ ПРОДОЛЖИМ НАШЕ ЗНАКОМСТВО, ПОВЕДАЙ НАМ НЕМНОГО О СЕБЕ
Старый отцовский байк - вот что Дэхён любил сильнее всего на свете. Ремонтировать эту старую развалюху, ночами просиживая в интернете в поиске сносных запчастей для этого артефакта. Не то чтобы Дэхён был сильно сентиментален - скорее ему просто нужно, чтобы голова всегда была занята какими-то мыслями, придумывала все новые методы воскрешения двухколесного антиквариата. Правда, он ломается заново, едва Дэхён выезжает за черту города - и все снова по старой схеме.
Дэхён родился и вырос в Пусане, а пределов своей славной родины никогда не покидал. Свою мать юноша не знал: отец говорил, что она ушла от них, когда сыну исполнилось два года. О причинах этого поступка Дэхён никогда не спрашивал, а сейчас уже и спрашивать не хочет. Его отец работал следователем в полиции, уйдя на пенсию во вполне еще боеспособном возрасте по причине проблем со здоровьем - шальная пуля, все дела. Дэхён как раз заканчивал в это время старшую школу, намереваясь поступить в высшее учебное заведение, но отец, который буквально жить не мог без работы, замолвил за сына словечко в своем родном участке, чтобы тот радостно сливал ему все сплетни и новости из криминальной жизни города, утоляя родительское любопытство. На самом деле Дэхёна отец не заставлял - просто подкинул вариант, от которого юноша не мог отказаться. В то время он как раз увлекался фотографией, поэтому с радостью променял городские пейзажики на размазанные по асфальту внутренние органы жертв дорожно-транспортных происшествий. Пару лет Дэхён просто отирался в участке, не давая забыть начальству, какой талант тут без работы стынет, а после и совмещать официальное функционирование в качестве криминалиста-фотографа нетрудно удавалось вместе с учебой. К настоящему времени парень имеет диплом юриста и на редкость веселую работу, не дающую ему скучать. И спокойно спать по ночам.
С такой деятельностью без труда можно впасть в уныние, но Дэхён и его легкий взгляд на жизнь порою творили чудеса. Он старается не забивать себе голову риторическими вопросами о жизни и смерти и не оплакивать почем зря тех, кому слезами уже не помочь. Дэхён твердо считает, что жить нужно ради живых, и воспринимает человеческое бытие как первостепенную ценность. Проще говоря, юноша - радикально настроенный оптимист, стремящийся вселить в страждущих веру в светлое будущее по первому их требованию. Без требования не вселяет, ибо нахрен надо бесцельно растрачивать свою жизненную энергию. Дэхёна нельзя назвать эгоистом, но приоритеты у него расставлены довольно четко.
По умолчанию парень вполне себе приятная личность: при первой встрече обычно бывает крайне участлив и вежлив, того и гляди бабушек пойдет через дорогу провожать. Дэхён легок на подъем и прост в общении, может поддержать разговор на любую тему (осведомлен он в ней или нет) и всегда рад новым знакомым. Тем не менее, несмотря на огромный список корешей и просто приятелей, настоящих бэст френд форева у Дэхёна совсем нет - виной тому, пожалуй, до жути переменчивая натура парня. Ему с ультразвуковой скоростью надоедают приевшиеся люди и их однотипные диалоги, только что найденные увлечения и вчера освоенные хобби. Он не умеет привязываться и ненавидит скуку. Постоянством Дэхён не отличался никогда, но виноватым себя за это не считает, ибо жизнью своей более чем доволен. Резкость проявляется и в речи юноши: он может и послать сгоряча, и пошутить черновато, и переборщить с комплиментами. Дэхён, вообще говоря, крайне болтливая персона, дай только повод продемонстрировать, насколько хорошо подвешен у него язык.
Красноречивые картины будних дней научили его ценить каждое прожитое мгновение: Дэхён теперь всегда спешит, никогда не опаздывает, а дела его не терпят отлагательств. Не думает, что доживет до рака легких, поэтому много курит, убеждая себя, что это успокаивает. Он бывает чересчур придирчив к значимым для него мелочам и откровенно плюет на то, что его не касается; с радостью бросается в омут с головой и обожает спорить, конструктивно и грамотно. Обладатель редчайшей вещи на свете - адекватной самооценки.
Работа Дэхёну пока что не надоела - каждый день криминогенная обстановка в городе преподносит что-нибудь новенькое. К ней он научился относиться с долей юмора, за что периодически огребает от старших детективов за неуместные шутки в присутствии рыдающих родственников какого-либо несчастного трупа. Дэхён, по правде говоря, славный парень, но уж больно зависим от собственного настроения, до жути переменчивого и порою внезапного. Впрочем, это не являет собою неразрешимую проблему, если вы хотя бы умеете искренне улыбаться. Дэхён работает на солнечных батарейках - чужих улыбках и искренних восторгах.
Поделиться32016-05-16 01:54:26
<i>I. </i>Ухён обожает сложности, поэтому, должно быть, так сильно любит самого себя. Эта единственная в его жизни взаимная любовь порою доставляет немало проблем, но меняться ради серой массы подавляющего большинства он не намерен, слишком большой ценой ему далась та и без того шаткая гармония с самим собой. Там, где у людей богатый внутренний мир, у Наму - короткое вынужденное перемирие. <br>
Его война с самим собою не закончится никогда. Собственные мысли всегда вгоняют в тоску, идеи – спешно загнивают в воображении, чувства – еще сильнее терзают неспокойную кровь. Ухён испытывает тревогу двадцать четыре часа в сутки, его мнительность граничит с паранойей, он не доверят ни людям, ни самому себе. Нельзя быть счастливым дольше, чем полторы секунды; нельзя любить крепче, чем две с половиной недели. <br>
Ухён всегда искренне признается, что не любит слушать других, девять из десяти всегда несут лишь раздражающий его бред. То, в чем он не признается никогда - то, что он отчаянно нуждается в их одобрении и понимании, восторженных взглядах и сердечных комплиментах. Красть чужое внимание как смысл жизни. Сердце у Наму неустанно ищет и требует положенной ему порции новых эмоций от каждого прожитого дня, и, если его персональный минимум не достигнут, Ухён гаснет до поры до времени, как свечка на ветру. Чувственно-пустой человек - зрелище крайне тоскливое и удручающее. Без привычных громких фраз и глупого звонкого смеха, без лукавой улыбки и прищура хитрых, залитых блеском глаз юноша представляет собою не более чем пустую оболочку откровенно второсортного качества, которую не исправят даже заботливые штатные визажисты, когда у них вдруг все срочно и "пять минут до эфира".<br>
Среди себе подобных парень беспардонно болтлив, если ситуация располагает к оному, и вообще не умеет держать язык за зубами, но при этом вечно доебывается до каждого слова. Ну, разве что только не своего. Придирчивый до чужих речей, сам Наму не всегда выполняет собственные обещания, ссылаясь на жутко переменчивые обстоятельства. Ненадежный, скажите вы, но Ухён свои минусы знает как никто другой, и среди них есть нечто пострашнее безответственности и отсутствия пунктуальности. Юноша страдает запущенной формой импульсивности и чувствительности, куда обидчивость, раздражительность, капризность, злопамятность и упрямство сливаются в один бесконечно черный океан. Ухён не умеет прощать и признавать свою неправоту, он ненавидит ложь и то же время врет напропалую сам, его душа жаждет любви, но порою Ухёну кажется, что ничего, кроме вороха неприятных воспоминаний, он не может подарить таким же вставшим на перепутье. У него самого такой есть – огромный и несгораемый сейф. Даже если скинуть его с плеч, оттуда не начнут расти крылья. <br>
Ухён много думает о себе – это не эгоизм, это паника. Ему стыдно за прошлое, страшно за будущее и неуютно в хреновом настоящем, здесь и сейчас. Он улыбается широко, мгновенно светлея в лице, всякий раз, когда его застают врасплох, и думает о том, как сбежать, прежде, чем куда-либо прийти. Людская масса вокруг ничем не отличается от любого другого животного стада, но только они могут дать ему то, что нужно, и это замкнутый круг медленно, но верно сводит с ума.
Чувства – это эволюционировавшие инстинкты. Ухён не понимает, почему то, что должно помогать ему выживать, причиняет самую большую боль. Он не знает, что с ними делать, куда их девать, кому дарить; этот груз сильнее всех тянет его ко дну. Наму научился обращаться лишь с некоторыми из них – тоска, например, или злость. Гнев дает силы, отчаяние – превращает их в пыль. Безотходное производство, если бы Ухён разучился влюбляться.<br>
Он не умеет видеть, только смотреть – и это главное. Ухён слепой до чужих волнений и тревог, слишком зацикленный на выяснениях отношений с самим собою, чтобы замечать чужие проблемы, чтобы помогать, сочувствовать, быть рядом - тоже нет, как следствие.<br>
Он никогда не проходит мимо зеркал не обернувшись – это временами приводит в чувства, ставит на место, позволяет вспомнить о том, кто ты есть. Ухён свои картинные жесты считает донельзя естественными, он вечно где-то на переломе между серостью и блеском. Бездарный актер, непризнанный гений, самонадеянный выскочка, маменькин сынок. Наму не боится чувствовать себя нелепо, он боится выглядеть лишним. Не в чужих глазах – в своих собственных.<br>
<i>II.</i> Сейчас Ухён считает институт брака пережитком времени, мертвым придатком здорового тела нездорового общества, который совсем скоро перестанет значит то, что он значит сейчас, а разводить детей – это значит обрести их на бессмысленную череду страдания длиною в целую жизнь. Ухён никогда не был благодарен родителям за то, что они даровали ему существование. Он вообще-то их об этом не просил.<br>
Впрочем, мать с отцом он никогда не ненавидел, в детстве, наверное, даже любил. Они были добры и любезны, но родительский энтузиазм, должно быть, выдохся на первом ребенке. Ухёну, как второму и последнему, отцовского внимания перепадало раз в полгода: тот грезил о наследнике, он его и получил при рождении первенца. Все пытался сделать из первого сына "настоящего мужика", воспитав какое-то сомнительное подобие сильной личности. С матерью было проще, она уставала безбожно, но любила несмотря ни на что. Иногда Ухёну казалось, что его даже чуточку больше, чем старшего брата. <br>
А вот это Наму уже ненавидел по-настоящему. Детские чувства гипертрофированы, реакции – в сотни раз быстрее. Ревность, злость, обиды, брат Ухёна упрямо считал, что в этом мире все, как двадцать веков назад, решается силой. Неприятно было его разочаровывать. Хотя Ухёну это и удалось далеко не сразу. <br>
Нахождение в доме было ходьбой по минному полю – для ссор не нужно было выдумывать поводы, потому что ненависть – это очень искреннее чувство. Ухён даже учился в два раза лучше, но ему не хватало ума избегать конфликтов или хотя бы выходить из них не проигравшим. Мать всегда говорила: "Семья – это то, что будет рядом с тобою на протяжении всей жизни". Ухён думал, что "не дай бог", и задирал нос выше, будто гордясь ссадинами на лице. <br>
Наму было десять, когда одна из драк с братом закончилась открытым переломом руки. Хотя в больнице Ухёну очень нравилось: чистенько и спокойно, все приходили по расписанию и было очень тихо. Мечта стать врачом умерла где-то в средней школе, когда, попав в инфекционку с пневмонией, он окончательно не понял, что в качестве пациента быть здесь гораздо приятнее. <br>
Отсутствие друзей среди сверстников дарило уйму свободного времени, сводившего Ухёна с ума. Скандалы с годами утихли, но лишь потому, что старший брат все реже бывал дома, точь-в-точь как отец. Наму с матерью было комфортно, но любовь, даже родительскую, нужно заслужить. Она не смогла.<br>
Ухён никогда не понимал, чего он должен этому миру, который взамен не дает ему ничего. Почему все чего-то требуют, ждут, подсовывают свои ролевые модели и принуждают им соответствовать. "Когда-нибудь ты будешь мне благодарен", – так говорит большинство. Ухён кивает в ответ и пожимает плечами: "Может быть. А пока что иди нахер".<br>
Отсиживаться в стороне все равно не хотелось - Наму назло предпочитал лезть в самый центр внимания, сосредотачивая его на себя. Пускай и исключительно осуждающее. Плевать, главное, что смотрят; главное, что слушают. Учиться было легко, и старшую школу Ухён закончил ебаным отличником, потому что самоутверждаться больше было нечем. А вот учеба в университете была месивом, где десятки таких же как он, молодых и амбициозных, пытались урвать свое место под солнцем. Идя по головам вниз лучше не смотреть. Подвешенный язык, обаяние, лесть - простой рецепт того, как добиться желаемого. Ухён практикует его уже много-много лет.<p>
Поделиться42016-05-16 16:19:49
Нужно было как-то хотя бы перевести дух. Стоять и посреди улицы перелистывать тысячу и одну фотографию в поисках единственной нужной было не очень удобно: прохожие смотрели на парня, застывшего как вкопанный, осуждающе и то и дело фыркали, отмечая тот факт, что Дэхён ну жуть как затрудняет всем движение. Быстро оглядевшись, юноша не нашел ни одной скамейки или остановки в радиусе десяти метров, зато прямо по правую руку от него красовалась дверь в какое-то милое на первый взгляд заведение. Висевшая табличка гласила "открыто", и это стало решающим фактором. Совершенно не обращая внимания ни на что, Дэхён, громко хлопнув дверью, плюхнулся на первый попавшийся диванчик, даже не оглянувшись на интерьер кофейни, ее посетителей и персонал. Он снова устремил свой испуганный взгляд в экран фотоаппарата, судорожно листая бездну материала.
Дэхён давно уже отвык снимать какие-то повседневные мелочи, живописные пейзажи или случайных людей: когда хобби перерастает в работу, начинаешь к данному аспекту своей жизни относиться серьезнее. Для того, чтобы сфотографировать пса, в забавной позе задремавшего в коридоре, фотоаппарат он ни за что бы не достал — камеры телефона было более чем достаточно для пополнения ленты инстаграма. Но, возвращаясь сегодня из участка домой, Дэхён, как сердцем чуял, что надо бы расчехлить аппаратуру, а внезапно попавшаяся на глаза витрина, которую украшало чучело бобра, выглядела достойным для этого поводом. Казалось бы, все, бобер в кадре, настроение на высоте и ничто не предвещало беды, если бы Дэхён не решился пройтись по последним фотографиям, покоящимся на карте памяти личного пользования. Последнее, что там должно было быть, это вроде бы кадры с устроенного шефом корпоративчика по случаю его повышения. Ох, клево там было, весело. Однако ж вместо довольного рыла начальника Дэхёна встретил крупный план сегодняшнего мертвяка. Полистав дальше, парень еще сотню раз убедился, что своего бобра он сохранил на рабочую карту, где не было ничего, кроме фотографий с мест преступлений. Но если бобер с мертвяками покоились сейчас в его фотоаппарате, то о том, что он оставил в участке, не трудно было догадаться. Отдать детективам коллекцию их пьяных рож и прочих непотребств — Дэхён давненько не чувствовал себя таким облажавшимся.
— Хей, слушай, там... — неловко запинаясь, начал уже было юноша, когда в трубке ему ответил родной голос, принадлежавший одному из нынешних наиболее близких Дэхёну людей — молодой стажер у следователей, с которым ему быстро удалось подружиться. Тот не отличался присущим взрослым детективам снобизмом и серьезностью, поэтому общий язык с Дэхёном был найден моментально.
— Расслабься, - весело хохотнул парень, — Уже поздно.
Реакцию копов на ту веселую подборку Дэхёну, зарывшему в фейспалме, описали на редкость красочно. Его вообще не должно было быть на том сказочном корпоративе, и фотограф в принципе знал, что позвали его исключительно ради вежливости. Старшие коллеги, конечно, попросили в самом начале мероприятия, чтобы он сделал пару фотографий для потомков — тогда весь участок еще выглядел и вел себя жуть как прилично. О том, что фотоаппарат Дэхёна творил свое черное дело всю ночь, вообще говоря, никто не знал. Парень и делал все компрометирующие снимки только для самого себя — будет, что вспомнить в старости. И этим кадрам суждено было никогда не увидеть свет, но волей небес и дэхёновой судьбы лузера вышло совсем иначе. Друг (та еще задница) радостно рассказывал о том, что следовали, которым была оставлена карта памяти, потом скинули фотографии даже начальству — не все ж им одним угарать и возмущаться. Больше всего воплей собрало именно то, что Дэхён так бешено искал парой минут ранее — свое милое селфи с начальником, упавшим в салат лицом. Удержаться в тот момент было просто невозможно. Зато теперь Дэхён методично краснел и мечтал исчезнуть с планеты Земля немедля. Приходить завтра на работу было самоубийством.
Лишь бросив трубку и отложив фотоаппарат, он невольно окинул взглядом помещение: приятная кофейня, каких в городе, наверное, были десятки. Дэхён не так уж часто посещал такие заведения: они располагали к спокойствию и умиротворению, атмосфере чего-то родного и теплого, как мамины обнимашки, что шло в разрез с образом жизни вечно заведенного, торопящегося и взволнованного парня. Даже заказывать ничего не хотелось — Дэхён и не заметил, как ему подсунули меню. Может быть, с ним уже и заговорить пытались — неважно, он этого не слышал. Нужно было идти домой, по дороге к которому в срочном порядке надо было придумать отговорку, отмазку или адекватную причину. Впрочем, доверие коллектива, наверняка, уже было подорвано. Черт его дернул тогда вообще фотоаппарат с собою брать... Фотоаппарат, чехол с которым он сейчас чуть не выронил из рук, потому что, резко встав с места и едва сделав шаг по направлению к выходу, Дэхён врезался в кого-то, будучи слишком поглощенный своими проблемами, чтобы смотреть по сторонам.
— Да твою ж мать, — огрызнулся он, крепче впиваясь пальцами в свою драгоценность, которую, слава богу, удалось не ебнуть на пол, — Ты слепой, блять, что ли? Смотри, куда...
Дэхён резко заткнулся, так не досказав, куда несчастному (им сбитому) юноше нужно было смотреть, потому что тот вдруг оказался, несмотря на всю грустную комичность ситуации, грубо перебившей его редкостной стервой.
Поделиться52016-05-16 16:20:12
Так не бывает, нет-нет-нет, с обычными людьми в их обычных жизнях не бывает таких комичных в своей жестокости моментов. Таких случайных и напрочь выбивающих из колеи встреч. Таких нелепых совпадений, из-за которых хочется провалиться прям на месте и лучше сразу в ад, где Дэхёну определенно предстоит гореть. Теоретически. Когда-нибудь. Вообще, он не верит в Бога, отсюда и скептически относится к наличию ада, рая и прочих атрибутов опиума для народа, помимо всего прочего еще и тотально не веря в судьбу и волю небесных сил. Это просто совпадение, ничего больше. Но признать факт наличия дрожи, в миг пробившей его тело, Дэхёну все-таки пришлось.
— Прошу прощения, но третий глаз я расчехлить, сука, не успел, — нервный голос застал врасплох, но грубость со стороны пострадавшего — это еще мелочи. Дэхён изумленно пялился первые пару минут, забыв абсолютно о том, что куда и как собирался сделать. Его глаза. Точнее то, что они из себя представляли. Парень с раздраженной физиономией смотрел на десять градусов левее от Дэхёна, наверняка (как Чон потом сообразил) ориентируясь исключительно на звук. Горе-фотограф резко вернул себе дар рНужно было как-то хотя бы перевести дух. Стоять и посреди улицы перелистывать тысячу и одну фотографию в поисках единственной нужной было не очень удобно: прохожие смотрели на парня, застывшего как вкопанный, осуждающе и то и дело фыркали, отмечая тот факт, что Дэхён ну жуть как затрудняет всем движение. Быстро оглядевшись, юноша не нашел ни одной скамейки или остановки в радиусе десяти метров, зато прямо по правую руку от него красовалась дверь в какое-то милое на первый взгляд заведение. Висевшая табличка гласила "открыто", и это стало решающим фактором. Совершенно не обращая внимания ни на что, Дэхён, громко хлопнув дверью, плюхнулся на первый попавшийся диванчик, даже не оглянувшись на интерьер кофейни, ее посетителей и персонал. Он снова устремил свой испуганный взгляд в экран фотоаппарата, судорожно листая бездну материала.
Дэхён давно уже отвык снимать какие-то повседневные мелочи, живописные пейзажи или случайных людей: когда хобби перерастает в работу, начинаешь к данному аспекту своей жизни относиться серьезнее. Для того, чтобы сфотографировать пса, в забавной позе задремавшего в коридоре, фотоаппарат он ни за что бы не достал — камеры телефона было более чем достаточно для пополнения ленты инстаграма. Но, возвращаясь сегодня из участка домой, Дэхён, как сердцем чуял, что надо бы расчехлить аппаратуру, а внезапно попавшаяся на глаза витрина, которую украшало чучело бобра, выглядела достойным для этого поводом. Казалось бы, все, бобер в кадре, настроение на высоте и ничто не предвещало беды, если бы Дэхён не решился пройтись по последним фотографиям, покоящимся на карте памяти личного пользования. Последнее, что там должно было быть, это вроде бы кадры с устроенного шефом корпоративчика по случаю его повышения. Ох, клево там было, весело. Однако ж вместо довольного рыла начальника Дэхёна встретил крупный план сегодняшнего мертвяка. Полистав дальше, парень еще сотню раз убедился, что своего бобра он сохранил на рабочую карту, где не было ничего, кроме фотографий с мест преступлений. Но если бобер с мертвяками покоились сейчас в его фотоаппарате, то о том, что он оставил в участке, не трудно было догадаться. Отдать детективам коллекцию их пьяных рож и прочих непотребств — Дэхён давненько не чувствовал себя таким облажавшимся.
— Хей, слушай, там... — неловко запинаясь, начал уже было юноша, когда в трубке ему ответил родной голос, принадлежавший одному из нынешних наиболее близких Дэхёну людей — молодой стажер у следователей, с которым ему быстро удалось подружиться. Тот не отличался присущим взрослым детективам снобизмом и серьезностью, поэтому общий язык с Дэхёном был найден моментально.
— Расслабься, - весело хохотнул парень, — Уже поздно.
Реакцию копов на ту веселую подборку Дэхёну, зарывшему в фейспалме, описали на редкость красочно. Его вообще не должно было быть на том сказочном корпоративе, и фотограф в принципе знал, что позвали его исключительно ради вежливости. Старшие коллеги, конечно, попросили в самом начале мероприятия, чтобы он сделал пару фотографий для потомков — тогда весь участок еще выглядел и вел себя жуть как прилично. О том, что фотоаппарат Дэхёна творил свое черное дело всю ночь, вообще говоря, никто не знал. Парень и делал все компрометирующие снимки только для самого себя — будет, что вспомнить в старости. И этим кадрам суждено было никогда не увидеть свет, но волей небес и дэхёновой судьбы лузера вышло совсем иначе. Друг (та еще задница) радостно рассказывал о том, что следовали, которым была оставлена карта памяти, потом скинули фотографии даже начальству — не все ж им одним угарать и возмущаться. Больше всего воплей собрало именно то, что Дэхён так бешено искал парой минут ранее — свое милое селфи с начальником, упавшим в салат лицом. Удержаться в тот момент было просто невозможно. Зато теперь Дэхён методично краснел и мечтал исчезнуть с планеты Земля немедля. Приходить завтра на работу было самоубийством.
Лишь бросив трубку и отложив фотоаппарат, он невольно окинул взглядом помещение: приятная кофейня, каких в городе, наверное, были десятки. Дэхён не так уж часто посещал такие заведения: они располагали к спокойствию и умиротворению, атмосфере чего-то родного и теплого, как мамины обнимашки, что шло в разрез с образом жизни вечно заведенного, торопящегося и взволнованного парня. Даже заказывать ничего не хотелось — Дэхён и не заметил, как ему подсунули меню. Может быть, с ним уже и заговорить пытались — неважно, он этого не слышал. Нужно было идти домой, по дороге к которому в срочном порядке надо было придумать отговорку, отмазку или адекватную причину. Впрочем, доверие коллектива, наверняка, уже было подорвано. Черт его дернул тогда вообще фотоаппарат с собою брать... Фотоаппарат, чехол с которым он сейчас чуть не выронил из рук, потому что, резко встав с места и едва сделав шаг по направлению к выходу, Дэхён врезался в кого-то, будучи слишком поглощенный своими проблемами, чтобы смотреть по сторонам.
— Да твою ж мать, — огрызнулся он, крепче впиваясь пальцами в свою драгоценность, которую, слава богу, удалось не ебнуть на пол, — Ты слепой, блять, что ли? Смотри, куда...
Дэхён резко заткнулся, так не досказав, куда несчастному (им сбитому) юноше нужно было смотреть, потому что тот вдруг оказался, несмотря на всю грустную комичность ситуации, грубо перебившей его редкостной стервой.ечи, испуганно затараторив:
— Простипростипростипрости, я нечаянно, я не заметил, я не видел, — он вовремя осекся, подумав, что ляпнул нечто, что могло бы задеть за живое, — Ты только пришел? Садись. Девушка! Можно Вас?
За несколько секунд Дэхён совершил ряд резких движений, в один момент отодвинув стул за своим столом, схватив несчастного юношу за руку, силком усадив его туда, подозвав к себе официантку, давно наблюдавшую за происходящим с крайне встревоженным лицом, и без раздумий попросив ее плеснуть ему в кофе чуть-чуть коньячку и в качестве извинений для постояльца заведения еще и пару кексиков, купить которые Дэхён посчитал своим долгом. Пауза повисла, лишь когда он обернулся к парню, явно недовольному происходящим, но тот терпеливо попросил у девушки "то же, что и всегда". Причем на слепого молодого человека официантка смотрела в сотни раз более спокойно и дружелюбно, чем на Дэхёна, которым, по сути говоря, не двигало ничего, кроме сгенерированного совестью желания хоть как-то искупить свою вину. Да и все-таки экземпляр ему попался до жути интересный. Хотя, с другой стороны, как с ним общаться, Дэхён ума не мог приложить, начав действовать проверенными дедовскими способами. Решено было брать напалмом.
Ёндже оказывается не самым добродушным и вежливым парнем на планете, но это Дэхён сваливает на осадок от произошедшего. Представляется юноша нехотя, отвечает на осторожные вопросы без энтузиазма, торопливо потягивает свой кофе и всем своим видом показывает, что общество Дэхёна — это не то, о чем он мечтал. По крайней мере именно сейчас. Винить его за это не приходится, но Дэхёну в определенный момент надоедает извиняться и оправдываться, и он заявляет, что Ёндже на самом деле очень заинтересовал его как человека. Ага, очевидно, своей крайне кислой миной. Впрочем, Дэхён не был бы собою, если не смог бы снести такую херню, что заставила бы улыбнуться даже слепого. Хотя при чем тут глаза, но у Дэхёна все рано или поздно упиралось в глаза Ёндже. Собственного взгляда он оторвать от них не мог, без стеснения разглядывая юношу. Поймать его за этим преступлением тот бы все равно не смог, но быстро опомнившись он водрузил очки обратно на место. Было в этом, что навсегда запомнил Дэхён, что-то сверхъестественно-ирреальное, будто Ёндже вообще был не из этого мира. Уж лучше тьма, чем бесконечная серость.
Разговор выходит недолгим, но донельзя содержательным, и когда парень осторожно встает, намереваясь уйти, Дэхён, бросив деньги на стол, подскакивает следом, давая понять, что так просто от него не отделаться. Минимум скромности, максимум беспардонности. Он открывает перед Ёндже входную дверь, когда тот оборачивается на его голос, на этот раз умудряясь устремить свои глазницы, сокрытые за темными стеклами, прямо Дэхёну в лицо:
— Ты в самом деле считаешь, что мне нужна твоя помощь?
— Нет, — честно отвечают ему, — Я просто джентльмен.
Дэхён учтиво улыбается и думает, что жаль, что Ёндже не в состоянии увидеть эту улыбку. Быть может, это решило бы ряд проблем. Ну, или хотя бы сделало весь процесс немного проще.
— А вот я отнюдь не леди, — парирует парень, толкая удерживаемую Дэхёном дверь еще сильнее, и не спеша, но без опаски спускается вниз.
Догоняют его быстро. Голос Дэхёна раздается у Ёндже прямо над ухом.
— И все-таки я провожу.