с ума сойти.
донхёку еще никогда не было настолько –

это не бабочки во внутренностях; это голодные крысы, пытающиеся прогрызть себе путь на свободу через твою грудную клетку, насквозь съедая каждую мышцу. наверное, совершенно нормально много думать о том, кто тебе больше-чем-нравится, но донхёку хочется прописать себе диагноз и/или по ебалу.
это безумие.
вся его пущенная по пизде жизнь теперь грозится быть брошенной марку под ноги.

правило тридцать четыре гласит, что если что-то существует, то про это обязательно снято порно. донхёк смотрит на туториалы по минету со сложным и сосредоточенным лицом, какого никогда не видели даже его учителя по физике и алгебре. задачи из сборников за первый класс старшей школы по сравнению с этим кажутся сущим пустяком. донхёк справляется с ними подкатывая к ботаничкам из параллели, а здесь по-любому все самому придется. силиконовые блондинки дают советы, как расслаблять горло, и донхёку, если честно, хочется уже записывать в блокнотик. информации много, опыта ноль, желания подозрительно много. было бы проще сослаться на гормоны и свои блистательные шестнадцать, но у донхёка вообще-то чувства. пускай и приправленные пугающей по силе тягой к тому, чтобы быть ближе.

его мама от марка в диком восторге. такой хороший парень – не то что распиздячный сын, почувствовавший в пусане вкус свободы и сорвавшийся с поводка. у них с минхёном якобы много общего: новая жизнь, стартовавшая в этом городе, и сопутствующие ей попытки освоиться. на деле – пропасть, в которую хочется с головой. донхёк не думает, что все началось в тот день с дурацким скайпом, нет, симпатия и комфорт между ними росли долго, связывали крепко. марк, возведенный в ранг единицы, необходимой донхёку для нормального существования. друзьями язык бы не повернулся назвать, но братскими – еще хуже, а то попахивает горизонтальным инцестом.

но тот день все-таки все испортил. донхёк смутно помнит факты, но до боли четко – ощущения. марк, говорящий, что лучше запиши, и его голос, расслабленный и чуть-чуть охрипший. первое их занятие дистанционно начинается с опозданием в час, потому что именно столько времени они пиздят ни о чем, и только потом – по делу. донхёк валяется на кровати с ноутбуком и через пару минут перестает улавливать смысл диктуемого текста. остается только минхёнов голос, работающий как какое-то колдовство. пустые фразы, но хрипотцой добивает. донхёк сглатывает нервно, чувствуя, как голова выходит из рабочего режима, а щеки начинают гореть, и весь тот жар внутри падает вниз живота. глаза закрываются, когда рука бесстыдно тянется под шорты, но дрочить при марке онлайн донхёк все же не осмеливается. адреналин беснуется в крови от одного лишь прикосновения к себе, пока минхён сосредоточено хрипит на английском. донхёк не понимает ни слова.
и себя поймет тоже чуть позже. тяжело дышит, и это улавливает микрофон ноутбука, но вряд ли марк что-либо понял, да?

он не будет останавливаться чуть позднее: когда поставит запись с того, что планировалось как занятие, на воспроизведение и закроет дверь в свою спальню. когда будет представлять, как все то же самое, но тихо и прямо на ухо, а потом ниже, дыханьем по шее. когда, пользуясь тишиной в квартире, обернет свои стоны в его имя.

все закономерно. нет человека, с которым донхёку было бы так же приятно в любой близости, как с марком. словно минхён готов принимать его любым, и это безбожно развязывает руки. сможет ли он предсказать, вытерпеть, принять это – тупое желание целоваться до дрожи в коленках и откликаться на «детка».
донхёка тянет к марку, как гребанный титаник на ледяное дно.
они много времени проводят вместе, но было бы круче проводить его несколько иначе. примерно для этого донхёк смотрит инструкции по горловому минету, и это не так стыдно, как засыпать каждый день с мыслями о том, что лет через десять они с марком не просто пара из успешных людей, а что-то похожее на доказательство существования любви. (первой и последней?)

чем дальше в лес, тем голоднее волки. донхёк приходит сюда с твердым намерением наебениться в щи, потому что на трезвую голову быть весь вечер с марком в обстановке, почти располагающей к интиму, невыносимо. вокруг шум безумный, чужие голоса и тяжелые биты, но для донхёка алкоголь синоним свободы. мысли становятся чище, меньше мозгоебства и чуть больше смелости, которую собирать приходится по крупицам. донхёк весь из себя такой раскованный, скажи кому, что он боится невзаимности – и не поверят.

марк полон пренебрежения и подпитого скептицизма; думает, что следит за младшим, но все чертовски наоборот. донхёк вошел во вкус, хуярит все без разбору, потому что важен не процесс, а результат. кайф от вкуса алкоголя затерялся где-то час назад, теперь занятие донхёка больше похоже на спорт. он убеждает себя в том, что пьет, чтобы о марке не думать, но делает все с точностью до наоборот. смотрит на недовольное лицо, сведенные хмуро брови и смеется совершенно по-ублюдски. в животе легкая тошнота и звери, грызущие себе путь через сердце. душный воздух выжигает все из легких, донхёку смертельно хочется танцевать. забраться на бар вместе с минхёном и поцеловать его так, чтобы все видели. чтобы руками под майку коснуться горячей кожи и, может быть, опуститься на колени.
что ни стакан – то новая идея, которой остаться суждено лишь выдуманной картиной для того, чтобы дрочить себе в душе с пальцами во рту, фантомно рисуя себе вместо них вполне определенный член.

все хуже и хуже.

донхёка подставляет масштаб этой тусы. музыка такая громкая, что марк теперь орет ему на ухо, призывая мурашки по коже. пьяный мозг из его слов понимает ровно половину, донхёк уже нарезался как последняя сука, но самое страшное в отсутствии желания останавливаться. а что если отключиться. все должно быть в первый раз.
марк смотрит на него так, будто задал какой-то вопрос, и донхёку по инерции хочется на все ответить да. эти пустословие и опека льстят и воспринимаются как комплименты.
марк говорит так, будто играется в заботу и внимание, но с фирменной грубостью и деланным безразличием. было бы похеру на самом деле – давно бы ушел. они пришли сюда вместе и по отдельности не уйдут. минхёнов голос, совсем не мягкий, пытающийся переорать здешний шум, как флешбек в худший/лучший день в жизни донхёка. но теперь у него совершенно нет ресурсов на какой-то никому ненужный стыд.

донхёк закатывает глаза на красочный посыл нахуй. ага, конечно, куда ты без меня.
– ой ну разнылся, все, пиздец.
ему привычны эти игры, он знает правила – сам их выдумал. марк продолжает нудить про ужратость, но это слабо походит на нравоучения. донхёк улавливает нотки злости в его голосе, и они заставляют его дышать чуть херовее.
– давай все то же самое, но на улице, – тянет под локоть за собой на выход, будто сам это предложил. вряд ли ему станет легче или он протрезвеет, но ему нужно чуть больше тишины и тет-а-тета. жаль только, что координация проебана, поэтому за марка приходится схватиться крепче.
[AVA]http://s8.uploads.ru/FyO7j.gif[/AVA] [NIC]Lee Donghyuck[/NIC] [SGN]  [/SGN]

алкогольная интоксикация – это, конечно, страшно, но и донхёк как бы не ссыкло. его немного шатает не только на крутых поворотах, но и на прямых траекториях, но это меньшее, что заботит. он не один, марк всегда присматривает. не даст упасть и все исправит, если младший ляпнет лишнее. это безумно развязывает руки; в иной ситуации донхёк вел бы себя иначе и меньше бы пил, чтобы за другими косяки и материалы для шантажа подбирать, а не рожать их самому. здесь все проще, минхён не каменная стена, но за его широкими плечами прятаться очень здорово.

это место – коралловый риф, где рыб и прочих чудовищ навалом, но всех их уносит одним прохладным течением. донхёку кажется, что только они с марком идут против него безрассудно. минхён придерживает не аккуратно, а крепко; это фишка не просто людей, пришедших потусоваться вместе, а будто бы выглядящих как пар – стремление сосредотачиваться только друг на друге. по донхёку невидно, потому что рот его, слава богу, закрыт, но все его мысли в марке и собственных гилти плежах, заставляющих чувствовать себя не в своей тарелке, хотя все вокруг – родная стихия.

свежий воздух не дарит особого спасения. донхёк лишь успевает вспомнить про аксиому о том, что если с холода сейчас вернется обратно в тепло, то запьянеет еще сильнее.
что-то подсказывает ему, что они не вернутся.
у донхёка условный рефлекс выработался – подойти к первому попавшему и попросить сигарету. своих не держит, мамка ведь по карманам запалит да и курить хочется только когда удается выпить. от этого тоже развезет еще сильнее: донхёк упрямо бьет по всем слабостям своего организма, чтобы дойти до кондиции. быть может, если действительно себя добить, то что-то изменится. лучше или хуже – уже не столь важно, статика между ними давит и гнетет, так что донхёк искренне согласен на любой поворот в сюжете.

куртка падает ему на плечи, он даже не успевает отследить, как она тут оказалась. в минхёне это все мимолетное, естественное, он словно ухаживает – по крайней мере донхёку нравится так думать. интересно, кто-нибудь из присутствующих здесь допускает мысль, что они не_друзья? кто-нибудь, кроме самого донхёка.
он смотрит на марка с саркастичным охуеванием в ответ на «запомни и завтра расскажи», потому что им обоим понятно, что донхёка не хватит даже на то, чтобы выучить номер единственного идущего до центра автобуса. у пьяного минхёна приступ вдохновения? донхёк загорается любопытством. они стоят чуть по отдаль от входа, у всех на виду, но разборчиво слышно только друг друга – словили волну.

марк со здравым смыслом говорит донхёку про мать, всегда выгораживает перед ней ее сына, которому надо бы отчитаться о том, что не помер, но куда уж теперь. ему хочется трактовать чужие слова по-своему. что в этих предложениях не защита от срачей с матерью, а желание провести время вместе.
воспользуйся мной, пожалуйста.
донхёков телефон у марка в руках, и ему там самое место. слова его – глаголы в повелительном наклонении. напиши, не вздумай, погнали. марк живет один, у него можно остаться до утра, но донхёку совсем не хочется спать. что угодно, но только не заканчивать этот момент, когда лицо минхёна так близко и в крови сомнительное тепло гудит.

донхёк привык к его текстам, но они поражают его каждый раз, как в первый. он принимает их как должное и близко к сердцу, хранит и запоминает наизусть. но так, как сейчас, у них впервые. минхён выглядит странно, но все можно списать на количество промилле в растущем организме. донхёк не намерен за свои поступки и слова отвечать вообще. он затягивается несильно, не отрывая пытливого взгляда от лица напротив.

от первой строчки улыбка по губам ползет. «сейчас я вспомнил одну философскую хрень».

марк и паузы, на которых он сбивается. марк и предложения, складывающиеся в его голове. марк и рифмы, гладящие слух. марк и его голос, потому что он приближается к донхёку, говорит ближе так, что дыхание можно почувствовать.
донхёка снова отбрасывает в тот блядский день, и теперь все гораздо хуже. это магия или, сука, что вообще? погружение на дно и все, что делает марк, тянет камнем, привязанным к шее, на дно. с одной лишь поправкой на то, что донхёк его сам себе повязал. если это называется влюбленностью, то он представлял ее себе несколько иначе. чем-то более легким и романтичным, не таким пахнущим отчаянием и безумием. если первая любовь – это нежно-розовый, то донхёк испытывает к марку нечто кроваво-красное. и ему никогда не хватит сил описать это словами, завернуть в такую же обертку, как это делает минхён.
минхён, который уделяет ему все свое внимание и время. минхён, который волнуется, защищает и всегда рядом. если это просто дружба, то
(но в те моменты, когда мы так близко друг другу)
пошел-ка ты, марк, нахер.
«мне нужно только держать твою чёртову руку».

донхёк ломается. стеснение и страх вытравлены спиртом и тембром чужого голоса. ему даже двигаться почти не надо, чтобы сделать то, о чем мечтал – приблизиться и поцеловать, едва марк интонационно ставит точку в своем тексте. донхёк никогда этого не делал, но уткнуться губами в его рот – движение на уровне инстинктов. неловко и трепетно, с закрытыми глазами, а еще донхёк за долю секунды находит его ладонь, берет за руку, переплетая пальцы, совершенно не отдавая себе отчета в проделанном.
он пьяный – про запас думает, что всегда сможет отшутиться, соврать, сделать любую другую херню, которая заставит марка усомниться, вопреки поцелую, что донхёк в него бесконечно влюблен.
и не намерен с этим больше жить одному.

это искренность и кипяток вместо крови в венах. нервозность ощущается как азарт, господи, благослови алкаху. касание губ почти не поцелуй, так чисто отметка напротив графы «вот чего я хочу». пауза виснет, когда между ними вновь появляется пара лишних миллиметров свободного расстояния, и донхёку лучше не знать, как он выглядит в этот момент.

то, как он на марка смотрит.
всего себя выдавая.
[AVA]http://s8.uploads.ru/FyO7j.gif[/AVA] [NIC]Lee Donghyuck[/NIC] [SGN]  [/SGN]

вот он

тот самый

Момент.

разделит на до и после, сломает ровно вдоль хребта, проляжет пропастью и останется шрамом. донхёк знает, что все должно быть по-другому. тех, кто нравится очень сильно, целуют после долгих свиданий и важных робких слов. руки должны дрожать от страха, а не от нетерпения, но у донхёка все через одно место – его наизнанку вывернутую мораль. то, что должно защищать, оказывается внутри, и донхёк наружу оголен самыми уязвимыми местами. от любого касания может пронзить болью, поэтому предпочитает трогать сам.

у марка мягкие губы и заторможенные рефлексы. он не отвечает и не отпихивает, но донхёк доволен уже и этим. он заставил минхёна думать и осознавать. складывать дважды два и видеть, наконец, правду. быть может, все испорчено, но у донхёка не останется пустое пепелище после всего.
на этом месте горело достаточно ярко, чтобы ни о чем не жалеть теперь.

он смотрит марку в глаза без тени сомнения, но предвкушение развязки отдает волнением. сейчас будет либо стенд ап кружок, либо серьезный разговор. если есть только два стула, то донхёк выбирает лечь на пол и умереть. они все еще держатся за руки, и это куда более нежное и важное, чем набросок поцелуя.
в любом порядочном сериале эту сцену бы растянули в пару минут, нафаршировав кучей вьетнамских флешбеков с обеих сторон, но на деле сгорает лишь секунда, за которую донхёк едва успевает глотнуть воздуха нервно.
чтобы мгновенно его растерять в поцелуе другом.

в том, который начинает марк, когда за талию хватается и не дает шанса сбежать. в том, который сильнее, жарче, и у донхёка от минхёнового языка у себя во рту подкашиваются колени.

тот целует его так, словно взаправду этого хочет, и боже благослови эту минуту, придушенную этим напряжением, в которой мечты донхёка о том, что хоть бы часть его чувства ответна, становятся жизнью. запасной план гласит, что завтра утром они будут оправдывать сие безумие пагубной страстью к алкоголю, но сейчас донхёк знает, что пиздеж полный, марк трезвее, его движения решительны и импульсивны не потому, что смелость тупая проснулась.
запоминай.

холодный воздух на контраст горячего сердца. донхёк жмется инстинктивно к чужому телу ближе, потому что не знает, как сказать иначе, что все твое, забирай, делай, что хочешь. нехватка воздуха против бешеного сердцебиения. если у марка в руках, то от этого и умереть не страшно. донхёк никогда на свете не хотел принадлежать кому-то так сильно.
губы горят, и ему немного стыдно за неопытность и импровизацию, он ищет в глазах минхёна хоть что-нибудь отрицательное, но либо темно на улице, либо зрение от счастья стало минус шесть – не видит ничего подобного.

у донхёка нет сил шутить и язвить, подъебывать или смеяться, у него разбито все – и сердце, и все эти сотни масок. ему неуютно, но приходится быть таким – растерянным, ищущим ответов, ждущим доказательств, что все в порядке. он без своих защитных механизмов и привычек безбожно слаб и честен. мимолетный взгляд марку на губы, и донхёк молится всем пантеонам, чтобы щеки не загорелись сильнее. марк не отпускает, не отходит, и так вполне себе можно простоять до утра, если бы не донхёк, размазанный по мирозданию настолько, что укладывает голову на его плечо, носом тычется в изгиб шеи, впервые позволяя себе наслаждаться чужим запахом из выжранной недавно алкахи и парфюма, которым марк пахнет столько, сколько они знакомы.

ли минхён, у тебя сегодня день ебаных открытий.
донхёк бывает трепетным и нежным. и самую малость до боли сильно влюбленным.

тексты у марка порою бывали про любовь то наивную, то трагичную, и как сделать, чтобы все они были про меня? донхёк не боится отказа, видит, что его не будет. ему остается бояться лишь одного: что минхён вполне логично подумает, что младший просто нахлестался, что играется в свои фирменные выблядские игры, посягая на святое. донхёк чувствует себя дебилом, когда шепчет устало: «это не потому, что я пьяный».
«я давно хотел».
«правда».
как оправдания. поводов не искал, моментов не ждал, просто сегодня сломался, дал слабину. он почти касается губами кожи у марка на шее, греет ее своим дыханием. немного смелеет и набирается храбрости, чтобы без каких-либо намеков говорить открыто: «пообещай мне, что мы приедем и ты не будешь вести себя как дебил или пытаться укладывать меня спать».
потому что в этом случае я разорву тебе лицо своими же руками.
«а просто поцелуешь снова». при свете люстры в своей спальне, чтобы видеть, как горят твои глаза.
он страхуется ото всей хуйни, что может взбрести марку в голову и, дав по тормозам, все испортить. донхёк нетвердо ступает кривоватой походкой по охуенно тонкому льду.
«или больше».
совсем тихо, на выдохе. так, что невозможно догадаться, что донхёк готов прямо сейчас марку да хоть отсосать. его пьяное тело тянет к теплу, он растекается лужей и в дыхание минхёна вслушивается.

– дай бог, чтоб ты вообще сегодня смог уснуть, – лучше, чем обещание.

донхёк прячет улыбку, она совсем бесстыдная и счастливая. думает, что как-то так люди осознают приходы – эйфория и желание творить что-то, на что раньше был не способен. он сжимает руку марка крепче, заглядывает ему в лицо, находя там подтверждение своим мыслям. тянется к его уху, чтобы лукавым шепотом: «тогда не будем терять времени зря».
мы его и так достаточно дохуя потеряли.

донхёк тянет марка за собой, потому что от нетерпения сводит все ребра и внутренности. он оглядывается по сторонам, прикидывая, в каком направлении идти, чтобы действительно сократить путь – ему с марком и так хорошо, но в квартире всяко интимнее обстановка, чем посреди в улицы. ведет плечами, едва не теряя куртку, висящую на них, и ходит все еще хреново. марк дотаскивает его до автобусной остановки; нужного номера донхёк все еще не помнит и надеется, что им повезет словить последний. бросает на минхёна косые взгляды, смакует в голове все его недавние слова, выдумывает подтексты, даже если их и в помине не было. он держится рядом, не отходит ни на шаг, чтобы напряжение между ними не разорвалось, не потерялось. скрывает нервозность, потому что все должно быть гладко, а разрушиться имеет возможность каждую долбанную секунду.

поэтому донхёк не отпускает его руку.
[AVA]http://s8.uploads.ru/FyO7j.gif[/AVA] [NIC]Lee Donghyuck[/NIC] [SGN]  [/SGN]