холден скотт норен 25
machine gun kelly // colson baker
http://s9.uploads.ru/icnOF.png
бирмингем, великобритания — дилер, осведомитель — гетеро


у него не было шанса.

ни малейшей возможности стать здоровой ячейкой общества даже при всем желании, но, если быть честным, у холда его никогда и не было. хаос не бросает вскормленных своих детей, в мертвую хватку — и не выпускает до конца жизни. он не планирует жить как-то излишне долго; быть может, лет десять еще, ровно до момента, как брат выйдет из тюрьмы и разобьет холду голову прямо о крыльцо матушкиного дома.

они обязаны друг другу жизнью. холден более прямо: кроме брата о нем некому было заботиться, без него шансы дожить хотя бы до семи были крайне малы. мартин чуть косвенно: забота о младшем не позволяла морально-этическим принципам пасть ниже среднего, а ему самому — эффектно пойти по пизде окончательно. мартину приходилось возвращаться домой хотя бы под утро, проводить там времени чуть больше, чем на желанной улице, чтобы обеспечить брата хотя бы необходимым минимумом, особенно в приступы материнского запоя. тогда это казалось нормой, но, оглядываясь назад, холд твердо уверен, что аборты — это прекрасно, а бедность есть самый тяжкий грех.

маленький холд = ангел во плоти. и вокруг него настоящий ад, где отец — миф о лучшей жизни после смерти, а мать — тот самый страшный монстр под кроватью. ему всегда было неловко думать о том, как старший брат справлялся с этим один, и никогда не задавал таких вопросов. холд вообще быстро научился помалкивать: мать всегда бесилась на лишний шум, а он подстраивался под обстоятельства.

она отводит его, стыдящегося, в школу, где он не блещет умом, но забирает оттуда брат, и это гордость. отсутствие самодисциплины, контроля со стороны и такая себе способность в социализацию приводят к тому, что годам к тринадцати холден окончательно понимает, что школа — это вообще не его. он ходит туда, чтобы ее руководство не доебывало брата, и пособирать свежие сплетни о любимом районе, самом неблагополучном во всем сраном городе, и холд не делает ничего, чтобы очистить его репутацию. маленький дьявол, вцепившийся в ребра, — первая татуировка в четырнадцать. ангелом холда теперь только мать в пьяном бреду осмелится называть, для всех остальных он бесконтрольный глупый бес.

он не делает своих ошибок; он тенью ходит за братом и внимает всему, что тот говорит. для друзей мартина холд только беспомощная зверушка, которую хозяину не с кем оставить дома и вот приходится таскать с собой. они смеются в голос, когда пацан давится дымом, затягиваясь чем-то странным, и морщит нос, допивая кислое выдохшееся пиво. но они присматривают за ним, это покровительство развязывает ему руки; холден делает, что захочет, и никто не лезет разбивать ему лицо, видя в этих чертах маленькую капризную копию мартина. тот пытается зарабатывать деньги честным трудом, но это долго и муторно, а отсутствие терпения возводится в некий ранг наследственной нореновской черты.

хорошие девочки от холда в восторге, он словно тот, про кого крутят по телеку все песни про предательство и измены. его чудом еще ни разу не взяли за сбыт, хотя с детства в полиции частым гостем. у него шрамы: вот падал с велика, вот балкон второго этажа, вот складной нож в руках очередного обдолбанного. холден плохой боец, но отличный пиздабол; улыбка очаровательная, а ярко-голубые глаза кажутся иногда такими искренними. за ним долго тянется образ славного парня, ему верят и рады в любой компании, полагая, что все мозги семейства целиком у старшего брата, а холду, вечному ребенку, ума не хватит что-то провернуть.

но он достаточно видел дерьма, что научиться принимать верные решения. видел дуло пистолета, направленное ему прямо промеж глаз; видел свои дрожащие руки по локоть в чужой крови. в тени брата было темно, и холден знает как жить лишь по правилам этой тьмы. наверное, хорошие копы более тонкие психологи, чем стандартный контингент бирмингемского дна. холду нравится его съемная квартира, она гораздо чище и уютнее той дыры, где доживает мать остаток своих дней. ему нравятся красивые девушки с знаменитыми фамилиями на бирках одежды, валяющейся под его кроватью. он знает, что из ада ему не выбраться никогда, но в иной обстановке он будет чужим и непонятым. здесь простые правила и нет обязательств, только запах спирта, рвоты и денег.

холд сидит под подъездом в одних штанах и позволяет соседской девчонке обводить пальцем рисунки на своей спине. ей шесть, и он, несмотря на острое желание, не смеет курить в ее присутствии. она рассказывает о своих родителях, и холду по-черному завидно, он считает, что родителей в его жизни вовсе не было никогда. у него всегда был только брат, который нес его как крест на себе всю жизнь. всю ночь холд пробыл в участке, но вышел, целый и невредимый, в качестве бонусов куча новых друзей. им нужна информация, а холдену совсем не хочется в тюрьму. срок перешивают на старшего норена; это проще простого, они ведь многое делали вместе.
это инстинкты: голодный пес будет жрать даже хозяйскую руку.

постоянной работой похвастаться не перед кем, копы порой звонят ему посреди ночи. имя брата в привычных кругах теперь произносится с благоговением, словно нечто святое, и к холду стали относиться с большим почтением, воспринимать серьезнее. мартин, наверняка, выгораживал младшего брата, значит холд того стоит. сам он считает, что выбора не было. теперь ему нужно наслаждаться этой жизнью за двоих, черту для себя он провел сам.

в бога холд никогда не верил, но концепция с судом ему нравится; в аду его непременно пустят по кругу.
он боится не успеть, всегда торопится, ненавидит ждать, знает, чего ему будет стоить в конце каждая секунда, прожитая не по его воли.


пример игры

[indent] ему хочется спалить это место дотла. возможно, предупредив маму или попытавшись спасти братьев и сестре (всех, кроме лютера, конечно), но в конечном итоге все равно смотреть завороженно за тем, как полыхает особняк, охваченный пламенем праведного гнева из груди одного безмерно жаждущего справедливости мальчишки. своего не_отца диего ненавидит сильнее всего на земле, но ему требуется много времени и еще больше храбрости, чтобы тому в лицо об этом сказать. это не так просто, как кажется, пускай и читается легко по злым взглядам исподлобья, по огрызанию и забиванию хера на отцовские приказы, но заветные три слова будто перечеркнут все и заставят уйти, поэтому диего проглатывает их всякий раз, когда сверлит взглядом отцовскую спину после очередного отданного им в который раз приказа.

  [indent] уйти диего хочется, но некуда. он, конечно, привык строить из себя волка одиночку, но это блеф для того, чтобы выглядеть в чужих глазах покруче. диего никогда не был один, исключая четырех стен собственной комнаты. в доме всегда стоял шум, рядом ощущалось присутствие кого-то из близких. попытаешься вылезти из окна кухни ночью во двор, так обязательно наткнешься то на лютера, расхаживающего под дверью эллисон, то на клауса, разговаривающего за стеной. раньше был пятый, вечно обчищающий по ночам холодильник, но их все меньше. и если раньше диего пугала мысль, что кто-нибудь из них еще уйдет, ваня, например, окончательно психанет быть на подпевках; то теперь диего больше боится, что тем, кто бросит семью, будет он сам.

  [indent] ночью он просыпается от шума: некрепкий беспокойный сын, совсем несвойственный здоровенным парням в семнадцать лет. у диего раскалывается голова от непрошенных тревог, от которых мысль о том, что ты оружие, исчезает под тяжестью идеи о том, что ты ничтожество. диего иногда все еще трусливо хочется к маме, слышать ее голос, чувствовать ее руки, обнимающие за плечи, но с каждым днем подобные желания бьют по самосознанию все сильнее; между ними и диего теперь пропасть из того, кем он должен быть на сегодняшний день вместо того, кем является. слабак.

  [indent] он не пугается, он насторожен; диего никогда не паникует, а главное умеет принимать решения. например, самым верным ему кажется не поднимать всех на уши и уж точно не забивать на посторонние звуки хер, а осторожно проверить все самому. он в этом доме, в конце концов, главный ниндзя, потому что лютер еще более неуклюжий, чем эллисон на своих каблуках, а пятому очень сложно завалить лицо и не отпускать едкие комментарии по ходу дипломатической миссии, так что диего бесшумно натягивает первые попавшиеся спортивные штаны (как будто в комнате есть какие-нибудь еще) и без следа сонливости на лице доходит до гостиной, где все его надежды на полночный спарринг разбиваются об идиотизм младшего брата.

  [indent] не то чтобы клаус был действительно младшим, но, в отличие от пятого, он, например, никогда не возникает по поводу харгривзовской математики и вполне себе слушается старших. правда, не от вопиющей покорности, а скорее от согласия с чужими указаниями, потому что своих собственных идей, стремлений и целей у клауса практически нет. если диего хочет новую жизнь, то четвертый — долгожданную смерть, и удается ему это лучше, чем старшему брату.

  [indent] клаус, дай бог, просто набуханный, а не нечто иное, и самому себе, должно быть, казался не таким грохочущим, чтобы кого-то будить, хотя диего его будто и не удивляет вовсе. будто он ждал себе кого-то в компанию, и, судя по довольному лицу, ничуть не разочарован. в отличие от диего, который злится, и не на ситуацию в частности, а на брата в целом за бесконечное желание разрушать все. как порядочный нарцисс клаус решил начать с себя.

  [indent] диего пришел к этому выводу очень давно: да, на его месте он давно бы вздернулся. не второму с его жалостливостью и восприятию всех чужих страданий близко к сердцу слушать нытье покойников, но клаус не сильно далеко от брата ушел. ему свою отрешенность приходится выращивать искусственно, как породистую собаку, отгоняющую лаем всю стаю трупов от еще способного что-то чувствовать мальчишеского сердца. клауса диего тоже жаль.

  [indent] — ты нормальный? — глупый вопрос, каждое живое существо в этом доме знает ответ, но диего сперва говорит, а затем уже думает, и то не всегда. алкоголь он не осуждает от слова совсем, но завернуть во что-то, кроме наезда, заботу о палевности брата не получается. — клаус, блин, если хочешь огрести, то просто скажи мне — я тебе всеку, и это будет проще, чем дожидаться, пока тебе отец пропишет.
которого ты агришь совершенно нарочно, не так ли.

  [indent] диего подходит ближе, выхватывая из чужих руки едва начатую бутылку — хватка у клауса слабая, а взгляд расфокусированный. мотивы всего происходящему ему понятны, но способы, увы, нет. диего скалится раздраженно: «ну и какого хрена ты делаешь? легче стало?»

  [indent] не ты один в этом доме чувствуешь себя никем.