РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ:
Паз Оушен, мать, умерла в 2002 году, последние пару лет до смерти работала официанткой в баре. 
Роберт Баратеон, отец, погиб в 2020 году, последние двадцать лет - Король Вестероса.
[indent]
ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
кровь кровь кровь кровь застилает ему глаза. голова раскалывается, будто череп вскрыли наживую, из носа хлещет, и каждый вздох оказывается глотком противной соли.
девчонка рядом плачет, развозит сопли и слезы по щекам. говорит, что ее первое и самое яркое воспоминание из детства, было портретом матери, которую она больше никогда и не видела. джендри валяется на полу, слушая надрывные всхлипы, и понимает, принимает какой-то ненужный, но странный факт для самого себя. его самая ранняя картинка из детства была залита насквозь его кровью, пронизана болью и злобой. ему было пять и он просто подрался? ему было три и кто-то убил его мать?

фильмы и газетные статьи, герои которых решали свои проблемы деньгами и связями, долгое время казались чем-то вроде диснеевских сказок. здесь, в унылых бетонных джунглях с голодным зверьем, все решалось только тупой физической силой. вместо денег кленовые листы, чуть позже - одинокие мятые сигареты. мама не вступится, семья не поможет, потому что ничего из этого ни у кого из них не было. из детских домов преимущественно забирают тех, у кого хоть что-то прописано в графе про родителей: так проще проверить, хоть как-то снизить вероятность того, что твое свежеприобретенное чадо не получит в наследство шизофрению или что-то в этом духе. взрослых больше трогают слезливые истории про несчастную любовь (ее мать убил ревнивый психопат, а отец малышки повесился на следующий же день, он так ее любил!) или героические подвиги (его родители были военными корреспондентами, мальчик жил с бабушкой, а та схватила инфаркт, когда семья подорвалась на мине!).
пустота в личном деле остается пустотой, ее пролистывают спешно; синие глаза следят за чудесными воссоединениями без энтузиазма. джендри никогда не тешил себя надеждами на то, что внезапно окажется кому-то нужен. с хуя ли, собственно говоря. он не особо был нужен и самому себе. смирение.

ф а т а л и з м.
good charlotte - the river.mp3
frnkiero andthe cellabration - joyriding.mp3

библия пишется маркером на обоях в комнате.
1. кради только у тех, у кого много.
2. ударили по правой щеке - въеби по яйцам.
3. почитай отца твоего и мать, забывая, что они причина того, что ты в аду.

когда был маленьким, еще было весело. все общее, недолюбленное, занятое чем угодно, кроме нормального детского развития по методичкам. хлеб под матрасом, драки до слез за право идти с воспитателем за руку. джендри был среди зверенышей почти нормальным. его можно было оставить одного в кабинете рисования, не боясь, что он разобьет себе голову о стену или нарисует гуашью пентаграмму у себя под ногами. потом ему объяснят: капля любви, крохи чувств, обрывки воспоминаний, все они травмируют обнаженное детское сознание. лучше не иметь - отдать все сразу. дети, не запомнившие дома и родителей, легче адаптируются, привыкают, растут с нуля в новой хреновой реальности и упрощают себе жизнь. не просыпаются ночами от того, что слышат родной голос поблизости; не ищут в случайных прохожих за окнами знакомые черты лица. ты же знаешь, новая татуировка всегда будет красивее, чем перекрытый уродец.

он, правда, ни черта не помнит. и не может понять, откуда образ матери в голове настолько четкий. увидел по телеку или запомнил первую няньку в детдоме? воображение рисовало ее теплые руки и светлые волосы, ее глаза неважно какого цвета, но смотрящие с нежностью. любого, но только не синего. неумытое чудовище в зеркале выглядело иначе. волосы, почти черные, лежали гнездом, а во взгляде не было ни тепла, ни света. море море море море.

учителей потом, в интернате, он без конца ставил тупик. они должны были его не любить, корить, ругать, воспитывать, но не получалось. вместо сочинений он сдавал пустые листы, список книг на лето превращался в пересказы умненьких подруг из соседнего, девчачьего, крыла здания. ему будет девятнадцать, когда рэй, его друг из мастерской, приведет в эту дыру свою новую девушку, студентку какого-то не совсем дерьмого вуза. на вторую неделю их знакомства она попросит джендри заглянуть к ней в общагу, и рэй устроит скандал, думая, что снова вляпался в шлюху.
- господи, закрой рот, я просто дам ему тест, - ее голос из крика вернется в норму, когда она кинет на уотерса взгляд, - мне кажется, у него дислексия, мы проходили это в том семестре.
- о черт, - вздохнет рэй, - и ты об этом не в курсе?
- хочешь сказать, что ты знаешь, что это, блять, вообще такое? - джендри обернется к девушке снова, - я умираю или что?
- нет, ты просто тупой, - ей не дадут ответить, а в лицо рэю прилетит пачка сигарет. спасибо, что не гаечный ключ.

иногда принятие этого решения затягивается на пару лет, иногда становится вспыхнувшей от случайной искры секундой, но оно рано или поздно настигало всех в этом месте. момент, когда ты решаешь, кем будешь: тем, кто копает, или тем, у кого заряжен пистолет. таблицу умножения джендри помнил слабо и по сей день, но интернатовская система иерархий отпечаталась в памяти на всю жизнь. они мечтали стать крутыми вожаками, а не изгоями, у которых воруют одежду из душа; и джендри помнит до жути четко, как толкает в стену со всей дури парня, задевшего его плечом в коридоре. как он хватает за грудки сопливого вора, обшманавшего их комнату, и приподнимает над полом за долю секунды. как пара молочных зубов у него во рту ходят ходуном, но он продолжает с остервенением бить в живот того, кто на голову его выше. ни орать, ни кричать, ни проклинать, ни угрожать, ни ругаться. утробное рычание сквозь плотно сжатые зубы.
(ты с ума сошел? ты в порядке? тебе больно? ты пытался его убить?
он молчит.)

скромный намек на мотивацию просыпаться по утрам врывается с грохотом, грязью и руганью. автомастерская была на соседней улице, но воспитанники видели ее лишь издалека или проходя мимо. по воскресеньям она была закрыта, но однажды ее владелец завалился к ним на порог, упрашивая вахтера, а потом и пару надзирательниц, чтобы они выдали ему буквально на часок полдюжины самых крепких парней постарше, чтобы перетащить с места на место какие-то тяжести. не за бесплатно, конечно, а потом они встали в одну шеренгу, человек двадцать, разодетых в кем-то пожертвованное шмотье, и мужчина, бегло оглянув пацанов, тяжело вздохнул: «господи, да мне срать, и у меня нету времени, просто кто из вас самый сильный?»

джендри не помнит, кто был автором этого толчка в спину, из-за которого ему пришлось выбиться из ровного ряда, неловко шагнуть, привлечь внимание. он не считал себя уж действительно самым сильным, но там, в мастерском, когда парни вокруг, те другие пятеро, обливались потом и задыхались от усталости, джендри успевал, помимо положенной работы, еще и доебывать хозяина мастерской о том, что тут вообще происходит, как работают свечи зажигания и что будет, если выпить машинного масла. тогда ему не казалось странным, что другим недогрузчикам было по семнадцать-восемнадцать лет, а самому джендри едва стукнуло четырнадцать.

кончики пальцев касаются его плеч так бережно, что уотерс чувствует себя по меньшей мере произведением искусства. ее зовут кэсси и ей шесть. перед дамами более зрелого возраста джендри бы так просто уже не разделся, начав скорее всего смущаться. он сидел на крыльце служебного входа в то здание, где им преподавали, а кэсси минут пятнадцать робко выглядывала из темноты коридора, пока наконец не собрала волю в кулак и не спросила парня, что нарисовано у него на спине. так ей и удалось оставить его в одних штанах. ее указательный палец обрисовывал вбитые под кожу рога, расходящиеся по его лопаткам и до самых плеч. татуировка была огромной и едва ли не единственной, что джендри сделал осознанно, а не от скуки, за компанию или на пьяную голову. ему приходилось сбегать из-за нее из интерната трижды.

- это бык, - резюмирует кэсси. джендри лениво кивает, продолжая лишь разглядывать мысы своих кед.
честно говоря, он мог бы прочитать ей лекцию, поделиться тем откровением, что снизошло на него, когда он сам впервые узнал эту историю много-много лет назад. сначала услышал пересказ, потом, спустя пару лет, осмелился прочитать ее сам. и он действительно ее прочитал. запомнил наизусть, забил в мозг, дал ей прорости насквозь, и вот, минотавр занимал половину его спины. но кэсси было шесть, ей не нужно было знать ничего про совокупления с животными и архитектурные новаторства дедала. возможно, когда-нибудь она прочтет это сама, вырастет, вспомнит пацана из старшей группы, что выпустился, когда ей стукнуло семь, и поймет, почему прикосновения ее пальцев к своей татуировке казались джендри страшной ошибкой. ничто безгрешное не должно было касаться этого чудовища чудовища чудовища чудовища.
но она не запомнит его имени.
- ты разнимал марти и того ублюдка ди, я видела. а потом ты сказал ему, что если он еще раз тронет всех, кто живет в шестой, то вспорешь ему живот.
ему снова оставалось лишь кивнуть. и сменить лексикон, сделать его помягче, прежде чем учить малолеток правильной жизни.
- ты нас защищаешь.
он пожал плечами, и животное ожило на его коже, свирепо блеснуло глазами. до самого выпуска в прекрасную взрослую жизнь ребята помладше за глаза называли его быком, перешептывались, замечая черный рисунок, плохо скрываемый под борцовкой, потому что летом было жарко, и джендри хотелось снять с себя не только одежду, но и кожу.

его путь на свободу был коротким, полкилометра пешком, и он бросает рюкзак на пол автомастерской. совсем скоро она закроется, но джендри обзаведется друзьями, пристроится в новое место, но все так же останется в королевской гавани. место проходное, но все еще гиблое, джендри там уютно и, напившись в баре в блошином конце, он нередко возвращается ночевать на работу, а не проходит три квартала до квартиры друга, у которого живет уже полгода. он уверен, что никогда не выберется за пределы этой дыры.

рэй странно дергается и роняет телефон из рук, когда в мастерскую, за пять минут до официального закрытия, заваливается мужчина. его короткий разговор с джендри заканчивается обещанием пригнать сюда завтра его машину. по пути домой рэй расскажет о том, что его мать родом с севера, а этот мужик нэд старк, представляешь? джендри подносит зажигалку к лицу и говорит, что никогда о нем ничего не слышал. и в рот ебал в принципе всех важных шишек этого города.
куда сильнее его заботит истекший срок годности банки с фасолью, потому что это единственное, что осталось у него на ужин. рэй потом читает молитву о том, что они пережили слишком много дерьма, чтобы умереть от фасоли, господи, защити нас от отравления, аминь. джендри следом обещает набить себе распятие, если они выживут.

ненавидит себя, но бьет его на груди через неделю.