these wounds they will not heal
робб х бран - 2 апреля 2020 - особняк старков в винтерфелле
|
че за херня ива чан |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » че за херня ива чан » глори » [02.04.2020] CRAWLING
these wounds they will not heal
робб х бран - 2 апреля 2020 - особняк старков в винтерфелле
|
когда мать звонит и говорит, что через полчаса машина будет дома, повисает мертвая тишина. разговоры про брана не утихали ни на минуту все то время, что он был в больнице, и тогда они были просто взволнованными, грустными, отчаянными, нервными, но лишь разговорами. а теперь это реальность, осторожно едущая по северным трассам. робб думает, что ад сейчас - это быть на месте кейтилин, но она самая сильная женщина из всех, что существуют на земле, поэтому она справится. будет лучшей матерью, будет рядом и будет такой, какой ему нужно, но ему, брану, теперь в голову не забраться, не угадать.
все они пытаются представить, каким он вернется, потому что принимают как данность: он будет другим. нужно ли будет доказывать ему свою безоговорочную любовь и право на заботу, на которых все строилось в этой семье. сам факт трагедии выводит робба из себя, нет причин и фатальные последствия, но хорошо, мам, разбираться будем позднее.
у брана в комнате ни единой пылинки и свежее выглаженное постельное белье. рикон весь день присматривает за лето и даже позволяет ему забраться на диван, потому что огромный волк, словно щенок, сходит с ума от волнения, чувствуя напряжение в доме и тоскуя по хозяину. они все понимают и порою - так роббу кажется - больше, чем люди.
на улице холодно, но старки выходят на крыльцо в домашнем, и даже додумавшийся прихватить куртку теон остается мерзнуть вместе со всеми после того, как накидывает ее сансе на дрожащие плечи. арья храбрится, не слушает отца и не возвращается в дом, поэтому джон, кряхтя и шмыгая носом, тоже снимает с себя растянутую худи, и арья в ней тонет, потому что тепло и пахнет братом, поэтому ощущается на теле как броня. робб смотрит на эту идиллию, вздыхает и следом стягивает с себя толстовку, чтобы затем разложить ее у рикона на худых плечах. тот старательно делает вид, что ничего не заметил.
холод = херня по сравнению с тем, что их ждет, когда бран будет здесь. отец молча курит, и джон, как собака, ведет носом по дымному следу, теон - сжимает в кармане пачку сигарет, робб - кусает губы. нэд старк думает, что его дети и воспитанники принимают его за дурака, раз сверлят глазами сигарету в его руках и терпят. он психует и бубнит себе под нос, мол, как вы меня задолбали, и разрешает всем троим курить. они сперва теряются, джон с теоном косятся на робба («это твой отец, тебе решать»), но когда наследник винтерфелла решает не выделываться и бьет грейджою по карманам, доставая початую пачку, то в унисон расслабляются.
они нервничают, справляются с этим, как умеют.
сигарет уже нет, только их запах, окутавший всех, когда кейтилин подходит к дому (мать бы точно не поняла). она тоже другая, уставшая, разбитая. в машине бран: его нужно взять на руки и отнести в дом. водитель порывается уже было открыть дверь, но леди старк останавливает его одним лишь жестом руки.
- робб.
обращение тире приказ пробивает дрожью.
бран будто ничего не весит, когда старший брат берет его на руки, чтобы донести до комнаты.
бран будто ничего не помнит, потому что глаза его пусты.
(у брана было две недели в коме, в больнице, в четырех стенах вдали от дома, но радости от возвращения на его лице нет. там вообще ничего нет.)
следующие дни рикон безуспешно пытается брата разговорить наедине, нэд - делает вид, что катастрофа обошлась, а кейтилин - что уже все сказала. дети старков не сыпят родителям соль на рану, за ужином разговоры ни о чем, никаких обвинений, никаких диагнозов, никаких «ну он же не умер в конце концов».
когда дверь в комнату робба захлопывается за теоном, а джон - отрывает от его подушки заспанное лицо, споры о правде у них не умолкают. между собой ничего не боятся, помнят день, когда в винтефелл приехал король роберт. помнят брана таким, каким он был всю жизнь - бесстрашным и ловким. спорят, но втроем приходят к этому и тому же выводу.
робб мысленно готовит для матери речь, которая начнется со слов о том, что он тысячу раз видел брана на этой сраной башне, а за королями что угодно ходит по пятам, но точно не случайности.
(кейтилин знает все это и сама, но если ей для признания действительности нужны домыслы, облаченные в слова, то робб готов принести себя в жертву ее скорби и сказать.)
отца нет дома, он уезжает к королю, когда кейтилин просит сына дозвониться до людей, что привезут сегодня что именно, мам?
- привезут для брана, - она запинается, не уточняет и уходит прочь. робб вертит в руках записку с номером и ему все еще не по себе. бран дома уже несколько дней, но он лишь лежит на кровати и будто бы не нуждается во врачах. будто такова теперь реальность и никак иначе. они с джоном уже знают тысячи историй про то, как люди учились ходить заново. они не сомневаются, что это будет трудно, но в двадцать первом веке живем, все поправимо. у старков есть деньги, а у брана - силы, так что надежда сквозит в разговорах у младшего поколения, пока мать не слышит.
но теперь посреди прихожей в доме стоит инвалидная коляска, и от мысли, что брана в нее сажать им самим, у старков, сноу и даже грейджоя лишь желание собрать вещи и пешком отсюда до стены. тишина начинает звенеть все тревожнее.
тишина начинает визжать как сирена, когда робб моментально находит мать у брата, просит ее выйти на пару минут, тащит за собой вниз и сдержанно уточняет, не выпуская коляску из поля зрения, а что все-таки сказали врачи.
«он будет ходить?»
кейтилин молчит, а ее взгляд - это не то, что робб может выдержать. он трет лицо руками, читает у матери по глазам ответ (нет) и задает, наконец, самый важный вопрос.
«окей, ладно. а бран об этом знает?»
(нет)
к усталости и горечи добавляется соль, которая заставляет робба понять, почему у кейтилин не хватило духа рубить с плеча. но кто-то ведь будет.
«если он спросит, мне придется ответить.»
ответить правду.
(в отсутствие отца все происходящее в винтерфелле - твоя ответственность и твои проблемы, которые решать тебе.)
как вести себя с браном, одному богу известно. робб пытается быть собой (немного импульсивным и прямолинейным), когда открывает дверь в его комнату и, едва переступая порог, заявляет:
- там привезли для тебя, - слово «коляска» произнести сложно, а все остальное звучит обыденно и просто, - будешь пробовать? всю жизнь ты здесь лежать не будешь, даже не надейся.
с браном достаточно нежничает мать, так что от братьев он этого не дождется. робб разговаривает с ним так, как раньше, почему-то думая, что так всем будет проще.
слишком туго затянутый ремень безопасности не даёт вдохнуть пахнущий смолой и всё ещё зябкий воздух винтерфелла полной грудью, ощутить, что он наконец-то дома.
бран тянется к креплению озябшими пальцами [теперь он почему-то часто мёрзнет] как можно незаметней : отстегнуть , опустить вниз стекло, сделать глубокий вдох, молча выдохнуть.
стараясь не взвыть тоскливо, как лето в его обрывочных снах, наполненных колючим снегом и четкими следами на нем. впереди, прямо перед опущенным к земле носом.
бран ловит в зеркале встревоженный взгляд мамы [ремень на нем застегивала она и пальцы ее при этом дрожали так, словно леди старк тоже замёрзла, бран осторожно касается ее ладони своей, чтобы проверить, но нет — теплая] и, медленно почесав кончик носа, как будто именно это и хотел сделать, опускает руки вниз, на колени, заботливо прикрытые клетчатым пледом.
"она боится за тебя, придурок," — звучит в голове голосом робба и бран вспоминает сколько раз отмахивался от маминого "пожалуйста, осторожней", снова и снова взбираясь на знакомую до каждого камня под цепкими пальцами, до каждой щели под носком потрепанных кед воронью башню.
боится за тебя.
некоторые эту простую истину лет в тридцать осознают, когда остаются одни в чужом городе, промозглым осенним утром стоя перед зеркалом, когда улыбаются, неожиданно для себя потянувшись за шапкой.
брану потребовалось упасть [как она и боялась], чтобы это осознать.
— мам? — зовёт он негромко и, когда кейтилин отвечает [она всегда ему отвечает] , одними губами выдыхает — люблю тебя.
плавный поворот, створки массивных ворот приветливо распахнуты [добро пожаловать домой, бран, эй, помнишь, сколько раз ты на нас катался, давай ещё разок, приятель?], он прислоняется взмокшим лбом к холодному стеклу, смотрит — а вот и все они, идеальная семья, как на приторных рождественских открытках, стоят на крыльце, ждут.
ждут его.
бран малодушно прикрывает глаза, делая вид, что задремал, пока машина снижает ход, останавливается.
все равно.
не распахнуть дверь.
не выскочить навстречу, с радостным воплем обогнав маму.
не полететь на гравий дорожки от лап скачущего вокруг него лета.
и даже просто не сделать несколько осторожных шагов, пьянея от свежего воздуха, пока кто-то из старших его не придержит, помогая взойти по ступеням.
он не открывает глаз, пока робб прижимает его к себе, от робба пахнет сигаретным дымом и морозом, бран все старательно жмурится, пока они поднимаются по ступеням — сперва в дом, а потом в его комнату, держит глаза закрытыми, пока все они не уходят [ему нужно отдохнуть], оставив его одного.
лето скребёт когтистой лапой, лето надрывно скулит за закрытой дверью, прямо как в их с браном сопливом детстве, когда они испуганно жались друг к другу во время грозы.
— пожалуйста, пустите его ко мне, — шепчет бран, а лето все скулит и скулит, пока кто-то [скорее всего сердобольный рикон] не поворачивает дверную ручку.
бран запускает холодные пальцы в густую шерсть, возможно сжимая их слишком крепко, лето взрыкивает, обнажая клыки, лижет ему пальцы, от лето пахнет кровью и хвоей.
— ты мне снился.
ты настиг врага и съел его сердце.
чтобы выздороветь, брану, возможно, тоже нужно сожрать чье-нибудь сердце. только чьё — он уже и так разбил мамино — а слезы застряли в горле — и вот как их оттуда, ну как; тепло жжется и колется, бран чувствует его внутри всего своего тела — кроме ничего не чувствующих ног.
за следующую неделю они побывали у него все. по одному, словно каждый втайне думал, что бран, возможно, просто его персональная галлюцинация и исчезнет без следа, стоит еще кому-то зайти в этот момент в комнату.
отец только дважды — срочные дела, сынок; рикон и мама — каждый день. мелкий трепался без умолку, вываливая на брана все новости, бран отвечал односложно, пока тот не сдавался и не оставлял его в покое; мама просто молча сидела рядом, всякий раз, когда он открывал глаза, предугадывая любую его просьбу и неловкое движение.
суперспособность каждой любящей матери.
что-то не так.
понимает бран.
что-то меняется сегодня утром во взгляде мамы.
брану кажется он слышит звон, с которым рвется туго натянутая струна, удерживающая ее плечи прямыми, она послушно выходит вместе с робом, оставляя его и лето в комнате.
и не приходит назад.
вместо нее возвращается старший брат, двигает зад недовольно заворчавшего лета в сторону, присаживается на край брановой кровати и говорит буднично, словно ничего не случилось, словно он пришел разбудить его и увести из затянувшегося кошмара обратно домой.
— там привезли для тебя, будешь пробовать?
нет.
нет-нет-нет.
иди на хер, робб.
нет.
бран до крови кусает нижнюю губу и цепляется только за два блядских слова, которые раскалёнными гвоздями вбиваются ему в виски, заставляя зажмуриться, чтобы сдержать слезы — слишком ярко.
— всю жизнь? почему ты так сказал?
старки не врут.
так говорит отец.
но.
ох, робб, соври мне сейчас.
соври мне, пожалуйста.
дома у них живут волки.
понимают с полуслова, знают свое место; то как щенки играются в прихожей, то дикой стаей гонят тьму по лесу. мелкий с нимерией носятся по неизведанной чаще, стирают границу между игрой и охотой, забывая на счастливое мгновение о том, что они преданы людям. призрак в тени под крыльцом, почти прячась, делает вид, что видит десятый сон, но, вслушиваясь в каждый шум вдалеке, безмолвно ожидает. ветер возле самых ворот сидит битый час, как сторожевой на посту, скаля зубы на всякий чужой запах, пока в доме ступает тихо по длинным коридорам леди, не находя себе места, чувствуя, что что-то не так.
робб, присаживаясь на кровать брана, пытается спихнуть развалившегося на теплом одеяле лето, но волк лишь двигается чуть в сторону, освобождая место, и на этом компромисс можно считать найденным. он почти зарычал, едва не обнажил ряд острых клыков в могучей пасти, но не смеет перечить. это природа, инстинкт, устав, записанный в генетический код зверя. среди семьи, что их воспитали, старший - за альфу, и лето позволяет роббу причинять его хозяину боль.
теперь, чтобы видеться с браном, к нему нужно идти осознанно, подбирать, что говорить, готовиться. они больше не встретятся случайно на кухне, не собьют друг друга летя вслепую по лестнице. робб надеется, что с коляской все будет иначе, что с ней его голос снова станет частью общего шума, от которого у отца болит голова, потому что детей у него полно, и, когда они спорят хором, смеются в унисон, то это громко, невыносимо и счастливо.
у робба нет идей, как сделать брата вновь хоть на мгновение счастливым. разве что повернуть время вспять, но старкам это не под силу.
взгляд брана меняется в ответ на его слова молниеносно. он не оставляет роббу ни малейшего шанса, ни капли надежды на лучший исход. его в миг преобразившееся лицо простреливает сердце пулей насквозь. здесь не может быть правильного ответа, его будет резать все, что ты скажешь; но робб все равно чувствует себя виноватым. он гонец, который приносит вести плохие, потому что все другие обходят их дом стороной.
врачей в больницах, должно быть, этому учат - ломать людям жизнь как сухие ветки, как детские кости. говорить про смерть мягко, осторожно, не рассыпая соль по кровоточащей ране. роббу этот навык не освоить никогда, у него на руках только то, что сказала мать, и ее слова = стальные ножи, что он должен вонзить в тело брата. и вряд ли бы отцу это сделать было бы проще; робб уже привык представлять себя на его месте, но сейчас ответственность, которую он взял на себя сам, заставляет его плечи поникнуть.
он не умеет подбирать слова, у него только чувства и факты, что лезут из горла правдой и истиной.
робб, привыкший в моменты трудностей быть для младших братьев и сестер опорой, здесь, перед браном, теряется. ни единого ответа на вопрос, чем тот заслужил столько боли и кто продолжил ему такой путь.
но он должен, выбора нет никакого. бран сам цепляется за бездумно оброненные роббом слова, загоняя его в тупик. все могло бы обойтись, но вырытая им самим яма оказывается ловушкой.
- потому что, - начинает робб почти моментально, но на выдохе запинается, - в любом случае тебе нужно привыкать к этой штуке.
и нам всем тоже. коляска должна спасать и упрощать жизнь, но выглядит и производит эффект гильотины. рано или поздно она станет обыденностью даже для брана, но она никогда не станет нормой.
секундную слабость робб сменяет на честность.
- потому что мама говорила с врачами, но не успела поговорить с тобой.
или не смогла, бран, или не хотела, потому что невыносимо. кейтилин в этом винить невозможно, робб лишь отчасти винит себя за недостаточную твердость. иногда проще рубить с плеча и не мучить долгим прицениванием того, как в плоть войдет холодное оружие. соберись, давай, бей.
роббу хватает духа не отводить взгляд, не прятать его в углах комнаты, а смотреть брату в лицо.
- я не знаю, что там с вероятностями возможных событий, но они считают, - неспеша, выдержанно, но снова с запинкой, - они сказали, что ходить ты не сможешь.
(он мог бы добавить «наверное» или «скорее всего», но то было бы ложью, а робб сейчас брану врать не посмеет. мать сказала «нет» без всяких сносок, поправок и надежды на свет в конце туннеля. у кейтилин остаются лишь молитвы и медицинские прогнозы, и второе робб вычерчивает перед братом, не сглаживая углы.)
север совсем не то место, где верят в добро и ждут чуда. здесь либо смиряются с действительностью, либо куют ее под себя. робб думает, что бран сильнее, чем самому себе кажется.
лето тоже дергает головой, реагируя на слова робба, понимая не столько слова, сколько их эффект, что они производят на его хозяина. взять надежды ребенка и сломать их в ладонях как кусок стекла - из самого потом польется кровь. лучше бы бран вспыхнул гневом, чем заплакал, потому что быть объектом злобы, пить ведрами ненависть проще, чем без конца вертеть в ране воткнутый нож.
Вы здесь » че за херня ива чан » глори » [02.04.2020] CRAWLING